Спор богинь - Барбара Картленд

– Нет, конечно же, нет! – быстро ответила Астара. Затем, почувствовав, что сэр Родерик ждет ее дальнейших объяснений, добавила:

– Честно говоря, дядя Родерик, я никогда еще не встречала человека, с которым бы мне захотелось поцеловаться. Несколько человек пытались это сделать, но я всегда чувствовала, что поцелуй – это нечто настолько… ну… интимное, что я отдала бы мои… губы только тому, кого… полюблю.

Нежный голос Астары звучал так трогательно, что сэр Родерик торжествующе произнес:

– Именно так я и думал! Вот почему мне хочется, чтобы ты появилась в Лондоне уже замужней женщиной или, по крайней мере, после помолвки.

– Вы и в самом деле опасаетесь, что… со мной может случиться что-нибудь скверное?

– Безжалостный ветер может сорвать с нежного цветка все лепестки. И мне страшно неприятна мысль о том, что тебе будут кричать «несравненная» и «божественная» – каковой ты, несомненно, и являешься – разные пьяные прощелыги и бездельники, целыми днями толкущиеся в клубах Сент-Джеймса.

– Видимо, вы слышали про Лондон одно, а я другое, – помолчав, ответила Астара, – но ведь вы показали мне Рим и Париж. И мне не хотелось бы оставаться в неведении, когда речь идет о моей родной стране.

Она крепко стиснула пальцы:

– Я англичанка, и вы тоже англичанин. Мы можем не одобрять все, что видим и слышим, однако, хотим мы этого или нет, это наша жизнь, а мы всего лишь часть ее. Зачем уклоняться от жизни?

– Ты права, – согласился сэр Родерик. – Разумеется, ты совершенно права! И все-таки я прошу тебя уступить мне и встретиться с моими племянниками прежде, чем мы отправимся в Лондон.

– Вы знаете, что я выполню все, о чем вы меня ни попросите. Как могу я вам отказать, дядюшка, когда вы так добры ко мне? Я люблю вас!

– Значит, договорились, – подвел итог сэр Родерик. – А завтра, чтобы поберечь мои старые глаза, я попрошу тебя написать вместо меня три письма, которые, можешь мне поверить, приведут сюда моих племянников с такой быстротой, с какой смогут мчаться их лошади!

– Да, но ведь вы рассказали мне лишь о двух ваших племянниках, – вспомнила вдруг Астара, – и ничего не сказали про третьего. А ведь Парису пришлось выбирать из трех богинь.

– У меня было три брата и теперь есть три племянника, но третий навряд ли нас с тобой заинтересует.

– Почему?

– Потому что мой третий, самый младший, брат Люк оказался неудачником.

– Неужели! А я-то думала, что у всех ваших братьев жизнь сложилась, не менее удачно, чем у вас.

– У всех, кроме одного, – вздохнул сэр Родерик, – и он очень сильно огорчал нашего отца.

– Почему? – спросила Астара, внезапно почувствовав любопытство.

– В большинстве старинных семейств существует давняя традиция: старший сын продолжает семейное дело и берет на себя заботу о наследственных владениях, второй сын обращается к политической карьере, третий становится военным, а четвертый посвящает себя служению церкви.

– И что же? Ваш младший брат отказался?

– Нет, Люк не возражал, и ему были предоставлены на выбор пятнадцать приходов – щедрый дар моего отца.

Астара внимательно слушала, и сэр Родерик с сожалением продолжал:

– Разумеется, одни из них были богаче и крупнее, другие – менее важные, но только Люк выбрал самый маленький приход из всех, по соседству с Уорфилд-хаузом, да еще женился до того, как получил туда назначение.

…Естественно, – помолчав, добавил сэр Родерик, – что отец считал Люка слишком юным, чтобы он мог самостоятельно решать свои дела. К тому же мой младший брат взял себе в жены девушку из простой семьи, не примечательную ничем, кроме своей красоты.

Астара так и впилась в опекуна глазами.

– Однако отец решил: каким бы неудачником ни выглядел Люк, он не должен ронять честь семьи. Если он станет епископом, то сможет смело смотреть в глаза старшим братьям. И все окружающие забудут про этот досадный мезальянс.

– Я уже почти догадалась, чем закончится ваша история, – с улыбкой произнесла Астара.

Сэр Родерик сокрушенно покачал головой.

– Люк разочаровал всех своих родственников. Он отвергал все предложения о продвижении, отказался покинуть Литл-Милден и оставался там до самой смерти.

В голосе баронета зазвучали нотки горечи.

– Правда, говорят, его обожали прихожане, но нашего отца это не могло утешить. Ему очень хотелось, чтобы Люк вращался в более высоких сферах, чем захолустный приход в Литл-Милдене.

– А что же его сын? – поинтересовалась Астара.

– К сожалению, у Вулкана такой же сложный характер , как и у его отца.

– Вулкан? Что за странное имя!

– Весьма странное, моя милая, ты совершенно права, да еще и для сына священнослужителя, – согласился сэр Родерик. – И вообще, этот мальчик был крещен прежде, чем мы успели вмешаться. Отец был просто вне себя от ярости, когда услышал данное его внуку имя.

– Вулкан был богом огня, – задумчиво сказала Астара, – а впоследствии его стали считать источником животворного тепла.

– У тебя прекрасная память, – сухо заметил сэр Родерик, – но я сомневаюсь, что все это имеет хоть малейшее отношение к моему племяннику.

– Чем же он занимается?

– Ему почти тридцать лет, и многие годы из них он провел, карабкаясь на безымянные горные вершины и болтаясь по всему белому свету, как правило, пешком или верхом на муле.

– Папа счел бы это самой лестной и выигрышной рекомендацией! – воскликнула Астара.

– Твой отец был совсем другим! – проворчал сэр Родерик. – Судя по тому, что мне доводилось слышать, Вулкан – просто бездельник и бродяга, ему нравится бывать в самых невероятных, экзотических местах – где угодно, лишь бы подальше от родины и от нормальной, ответственной жизни, и он совсем не думает о том, чтобы найти более достойное применение своим талантам, доставшимся ему от предков.

– И тем не менее он все-таки выступает в вашем трио под третьим номером. Но, должно быть, его невозможно застать на месте?

– Между прочим, как я узнал от Барнса, после смерти моего брата Вулкан поселился на старой мельнице, расположенной возле Литл-Милдена. И когда возвращается в Англию из очередного далекого странствия, то живет именно там.

– И сейчас он на старой мельнице?

– Барнс утверждает, что он должен быть на месте. А это значит, что его можно будет пригласить к нам вместе с Уильямом и Лайонелом.

– Я чувствую, дядюшка, что все ваши симпатии на стороне Уильяма.

– Я стараюсь быть беспристрастным, – ответил сэр Родерик, – и целиком и полностью предоставляю тебе самой вершить суд и сказать свое слово.