Волшебная ночь - Мэри Бэлоу

И все-таки она решила сама помыть посуду. Ведь бабушка тоже не бездельничала днем. В доме был порядок, все сияло чистотой, одежда была выстирана, выглажена и сложена аккуратными стопками, и это при том, что воду приходилось носить в ведрах издалека и ставить на огонь. К тому времени, когда Шерон вернулась домой, поспела уже и горячая вода для купания — для нее и для деда с Эмрисом, когда они вернутся со смены на заводе. И само собой, бабушка приготовила ужин.

Шерон, возможно, последовала бы совету бабушки и отдохнула, но ей нужно было чем-то заняться, чтобы не выдать неожиданно охватившего ее волнения. Потому что родные ее говорили сейчас о графе Крэйле, владельце Кембрана, который неожиданно объявился сегодня на заводе и пробыл там почти целый день.

— Настоящий англичанин, — сказал Эмрис. Он сидел в кресле у огня, вытянув длинные ноги и почти касаясь ими ног отца, расположившегося напротив. — Правда, отец? Видела бы ты его, мама. Важный, как индюк, все ходил кругами да кивал нам, словно ему есть дело до наших забот. На самом-то деле его волнуют только его денежки. Я едва удержался, чтобы не плюнуть ему в спину.

«Он блондин?» — чуть не вырвалось у Шерон. Она прикусила язык и принялась с удвоенной энергией тереть полотенцем уже сухую тарелку. Она могла бы поспорить на свое недельное жалованье, что он блондин. Высокий блондин. Тот самый, которого она встретила в горах и который поцеловал ее.

— Ну-ну, зачем ты так, Эмрис, — примирительно проговорила Гвинет Рис. — Он не сделал нам ничего дурного. Он не виноват, что родился англичанином. Мне кажется, ты должен относиться к своему хозяину с большим почтением.

— Не сделал ничего дурного? — Эмрис от возмущения вытаращил глаза. — Это ты мне говоришь, мать? Мы ведь всю жизнь горбатились на дядю, на его дядю, а теперь будем горбатиться на него. Вот увидишь, он, как и его дядюшка, спрячется за спину Барнса и выжмет из нас все соки. Мы и так работаем от зари до зари за кусок хлеба, за крышу над головой, а нам чуть что грозят увольнением! Нет уж, с меня хватит, я не согласен лизать зад поганому англичанину!

— Эмрис! — Отец грозно сдвинул брови. — Что за выражения? Сейчас же извинись перед матерью и Шерон. Хоть тебе уже тридцать пять, но я еще не так стар, чтобы у меня не хватило сил выпороть тебя.

— Ладно-ладно. Прости, мама. Прости, Шерон, — буркнул Эмрис.

— Может, он добрый человек, — задумчиво продолжал Хьюэлл Рис. — Может, с его появлением что-нибудь переменится к лучшему.

Эмрис фыркнул.

— Ты иногда несешь такую чепуху, отец!

— Ну, знаешь, Эмрис, — вмешалась Гвинет, — это никуда не годится — так разговаривать с отцом!

— Вот что происходит, когда человек перестает ходить в церковь, — заметил Хьюэлл. — Наш Эмрис стал безбожником.

Это случилось десять лет назад, с печалью вспоминала Шерон, в тот самый день, когда его жена и маленький сын умерли от холеры, — за два года до того, как Шерон приехала в Кембран. На панихиде в церкви отец Ллевелин, отпевая усопших, сказал, что такова воля Божья и что овдовевший муж и потерявший сына отец должен воздать хвалу Господу за то, что Он забрал этих двоих к себе на небеса. И тогда, как говорят люди, Эмрис поднялся и на глазах у всех жителей Кембрана громко выругался, а затем, пройдя мимо священника, мимо двух гробов, вышел из церкви, чтобы никогда больше не вернуться туда.

Люди до сих пор смотрели на него как на черта.

— Я устал слушать болванов, — сказал Эмрис. — Вчера ночью, на собрании, я чуть не сдох со скуки, пока отец Ллевелин читал свою молитву.

Гвинет недовольно поджала губы, но промолчала.

Упоминание о собрании заставило Шерон вздрогнуть. Она не могла понять, почему до сих пор ничего не произошло. Ведь сам граф Крэйл был там и все видел. Он хорошо разглядел Оуэна и отца Ллевелина. И он легко может узнать ее.

Может, он просто ждет прибытия специальных констеблей, которые должны арестовать всех заговорщиков? Или для этой цели сюда пришлют жандармов?

У нее закружилась голова. Сейчас она уже жалела, что взялась мыть посуду, — ей бы лучше посидеть немного.

— Четыреста пятьдесят семь подписей, — донесся до нее голос Эмриса. — Неплохо для начала, а, мам?

— Я не хочу слышать об этом, — ответила Гвинет сердито. — Не хочу, чтобы мои мужчины оказались за решеткой.

— Не бойся, мама, про наши собрания знают только те, кому положено, — весело проговорил Эмрис и заговорщически подмигнул Шерон. — Ты что-то сегодня притихла. О чем задумалась, Шерон?

Шерон медленно сложила пополам полотенце и повесила его на веревку.

— Я боюсь за Оуэна, — тихо ответила она. Это все, что она могла им сказать.

— Не бойся. Оуэн умеет постоять за себя, — успокоил ее Эмрис.

— Я сегодня возвращалась домой с Йестином, — сказала Шерон. — Он рассказал мне, как его заставили подписаться под хартией. Неужели это правда?

— Йестин Джонс! Да он просто сопливая девчонка! — презрительно бросил Эмрис. — Сколько ему лет, Шерон? Семнадцать? Восемнадцать?

— Семнадцать, — ответила она, — но он работает наравне со взрослыми. А то, что он такой мягкий по натуре, много читает и хочет стать священником, не дает тебе права называть его девчонкой.

— Ты защищаешь его, потому что он брат Гуина, — возразил Эмрис. — А я тебе скажу, что он просто трус.

— Он не трус. Он уважает закон.

— Хватит! — решительно заявила Гвинет. — Хватит говорить про хартию. Или нам больше не о чем поговорить друг с другом? К чему портить вечер? Почему мы не можем просто порадоваться тому, что мы, слава Богу, дома, все вместе, что сегодня теплый летний день?

— Ты права, мама, — откликнулся Эмрис. — Присядь, Шерон, дай отдохнуть своим ногам. Сердце обливается кровью, как подумаю, что ты с утра до вечера ползаешь по штольням, на самой тяжелой работе. Я бы с удовольствием раскроил Барнсу череп за то, что он направил тебя туда.

— Барнс дал мне работу, — возразила Шерон, присаживаясь к столу. — Пусть тяжелую, но в Пенибонте мне отказали и в такой.

— Ну да, как же, — горько откликнулся Эмрис. — Он предложил эту работу, чтобы унизить тебя, Шерон.

— Это ему не удалось, — ответила она. — Многие женщины работают в шахте и не считают это зазорным. Чем я лучше их? Я не стыжусь тяжелой работы.

— Тебе совсем ни к чему работать, — хмуро вмешался Хьюэлл. — Мне неловко смотреть в глаза соседям, когда женщина из моего дома, вместо того чтобы хлопотать по хозяйству, уходит с утра на работу. Тем более в шахту. Я и Эмрис зарабатываем достаточно, чтобы прокормить вас с бабушкой.

— Но, дедушка… — начала было Шерон.

— Наша Шерон — гордячка, — перебил ее Эмрис. — Оставшись без матери, она приехала к нам, но гордость не позволяет ей быть тебе обузой. Да и потом, после смерти Гуина…