Жар-птица - Петре Испиреску

увидать на столе моем хотя бы одно яблоко с той яблони, что так дорого мне обошлась, а потому я дозволю тебе ее стеречь, хотя и не особо верую в то, что тебе выпадет удача.

Стал старший царский сын яблоню стеречь, целую неделю стерег: ночью глядит в оба, а днем отсыпается. И вот однажды утречком пришел он опечаленный к отцу и поведал ему, как он бодрствовал до полуночи и как на него вдруг напала такая немочь, что он на ногах не мог держаться, и как он свалился на землю и заснул мертвым сном и не смог пробудиться до тех пор, пока солнце не поднялось в небо на высоту двух копий, а как пробудился — глядит: а яблок-то как и не бывало.

Сильно опечалился царь, услыхав о приключившейся беде. Однако нечего делать — пришлось ему ждать еще целый год, как пришел черед его среднему сыну стеречь яблоню, и тот божился, что изловит грабителя, приносящего ему такое огорчение.

И вот пришла пора яблокам созреть и средний царский сын стал их стеречь, однако и с ним приключилось в точности то же, что и со старшим его братом.

Совсем отчаялся царь и решил было велеть срубить яблоню, тут его младший сын — Мал-да-удал стал слезно просить:

— Столько лет, батюшка, терпел ты огорчения из-за той яблони, дозволь и мне на этот раз попытать счастья.

— Где уж тебе, малому, — молвил царь в ответ, — когда твои старшие братья да и столько молодцев и ратных людей не смогли одолеть ворюгу, а у тебя, еще молоко на губах не обсохло, и подавно не выдюжить. Слыхал, какие небылицы сказывают твои братья? Не иначе как здесь дело нечисто.

— Я не зарекаюсь изловить воров, — отвечает Мал-да-удал, — а все же попыток — не убыток, может, выпадет мне счастье… не руби, батюшка, дерева…

Сменил царь гнев па милость, велел не рубить яблони, погодить еще малость.

Наступила весенняя пора: зацвела яблоня будто бы еще пышней, и яблок ожидалось поболе чем прежде. А царь не нарадуется ее пышному цвету и обилию плодов, только думы, что не полакомится он ее яблоками и на этот раз, печалили его и он жалел уже о том, что не срубил ее вовремя.

А Мал-да-удал все ходил да ходил вокруг да около яблони и мозговал, что к чему. И вот пришла пора золотым яблокам созреть; младший царский сын и говорит отцу:

— Батюшка, настало время и мне стеречь яблоню, пойду-ка, попытаю счастья…

— Ступай, — отвечает ему царь, — только смотри по осрамись, как твои старшие братья…

— Не страшусь я осрамиться, батюшка, — говорит он, — потому как я и младше их и не зарекался изловить воров, а лишь удачи пытаю.

А как стало вечереть, взял он с собой книг, чтоб читать, два колышка да лук со стрелами в колчане. Выбрал он себе местечко под яблоней, вбил в землю колышки: один впереди, а другой — сзади, и уселся меж ними да так, чтоб на случай ежели вздремнет невзначай, наткнется бородой на один из колышков, а ежели станет на спину падать, ударится теменем о другой.

И стал он так караулить ночи напролет. Вот как-то однажды, уже за полночь было, почуял он, как повеяло на него предрассветным ветерком и обдало каким-то чудным ароматом, от которого стали слипаться в дремоте веки, однако наткнувшись на вбитые им колышки, он живо встрепенулся и, стряхнув с себя оторопь, стал еще пуще глядеть за яблоней до самой зари. А как заалела заря в небе, пронесся по саду легкий шорох. Не отводя глаз от яблони, выхватил он стрелу и натянул тетиву; шорох стал сильней и кто-то подошел к яблоне и потянул ее ветви; тогда наш молодец выпустил стрелу, за ней другую, а как выпустил третью — услышал под яблоней чей-то стон и снова воцарилась мертвая тишина. А Мал-да-удал, как рассвело, сорвал с яблони несколько яблок и понес их на золотой тарелочке отцу.

И не было царю большей радости чем видеть на столе своем не отведанные им до сих пор яблоки.

— Ну, а теперь, — молвил Мал-да-удал, — надобно вора искать.

Царь же, в большой радости своей, что держит в руках золотые яблоки, и слышать ничего не желал о ворах. Однако младший царский сын не уступал и, показав отцу на кровавый след па земле от раненого вора, зарекся во что бы то ни стало, хоть из-под земли его добыть и привести его пред чело отцовское. И на другой день сговорился он с братьями вместе отправиться искать и изловить вора. Старшие его братья озлобились на него за его удачу и только и ждали подходящего случая, чтоб от него избавиться, а посему с радостью согласились и стали готовиться в дорогу.

Пошли они по кровавому следу, что остался от вора, шли-шли, пока не вышли в горную теснину, прошли еще немного, и след вывел их прямо к глубокой пропасти. Обошли они вокруг да около: след здесь терялся, дальше пропасти его не было. Смекнули они тогда, что в той пропасти и есть жилье воровское. А как в ту пропасть спуститься? Повелели они подать им ворот да толстые веревки и, как все было готово, спустили их в ту пропасть и порешили, чтоб лез в нее старший из них.

— Как стану я дергать за веревку, так тащите меня наверх, — наказал он братьям.

Так они и сделали. За старшим братом стал спускаться и средний, однако и его вытащили наверх ни с чем, только что спустился он чуток поглубже.

— Настал теперь мой черед лезть в пропасть, — решил Мал-да-удал, смекнув, что братья струсили, — а как дерну я за веревку раз-другой, вы спускайте меня все глубже и глубже, пока конец веревке не придет, а как кончится она, велите стеречь ее и, ежели станет веревка биться о край пропасти, тяните ее наверх.

Стал спускаться в пропасть и младший брат и дергать за веревку, чтоб спускали его все глубже и глубже, пока не заметили братья, что веревка больше не натянута под его тяжестью, а болтается свободно.

Стали тогда братья совет держать да и порешили:

— Подождем, увидим, чем дело кончится, а потом бросим его тут и избавимся от стыда и срама.

А Мал-да-удал тем временем спустился на дно пропасти — глядит он по сторонам и диву дается; все здесь по-иному: и земля, и цветы там