Пирамиды астрала - Виктор Кувшинов

— Да я не с дамой, а с кавалером.

— Ох ты! Не ожидал. Какие-то у тебя странные наклонности стали появляться. Надо меньше телевизор смотреть, а то наше телевидение по своему скудомыслию все мужское население в голубые сагитирует. Я слышал: эта пропаганда уже начала сказываться на демографической ситуации. Представляешь? И куда только Жириновский смотрит?

— Все бы ничего, но вот беда — не успели мы с кавалером толком ничем заняться, как он впал в полную отключку — хуже, чем под наркозом, — описал я состояние собаки.

— Вот! Сколько раз я тебе говорил! Нельзя пить на рабочем месте. Тем более в лаборатории. Небось этиловый спирт с бутиловым перепутали. А если бы с метиловым — некому было бы и скорую вызвать! — Славка с ходу вынес диагноз нашим с Дружком занятиям.

— Ну, Слав, ты сегодня в ударе. Тебе надо Федьке срочно звонить — есть явный шанс его наконец переболтать.

— Да! У меня есть причина для удара, и, надеюсь, не апоплексического. Вернее сказать, у нас с Ташенькой есть причина.

— Ну и какая, позвольте спросить? — поспешил я увести разговор с темы, по которой пока сам не знал, чего и говорить.

— Мы отмечаем годовщину нашего первого официального знакомства и хотим устроить небольшой пикничок на лоне природы. Короче, приглашаем тебя с Федей на эти выходные к нам на дачу. Синоптики, если не врут, обещали теплую, можно сказать, жаркую погоду. Так что есть хороший шанс начать летнюю программу раньше обычного.

— Да, заманчиво! — Я подумал, что у меня нет ничего против столь замечательной идеи. — Приеду, сто процентов. Даже если в реанимацию попаду, приеду!

— Здорово! Мы очень рады. Только, пожалуйста, без реанимации обойдись. Или что, ты действительно так обрадовался, что вам с приятелем уже обоим надо неотложку вызывать?

— Да нет, спасибо! Обойдемся без скорой помощи.

— А если серьезно, что там у тебя случилось, если не секрет? Помощь не нужна? — Слава все-таки вернулся к моей проблеме, но тактично спросил про секретность. Это-то, наверное, и толкнуло меня на «откровения». И события побежали в том русле, в котором им, может, совсем и не следовало бежать.

— В том-то и дело, что сам не все понимаю и не знаю пока, насколько тут секретничать нужно. В общем, нетипичная реакция на препарат, правда в нетипичной обстановке. Собака то ли в коме, то ли анестезирована, но есть надежда на «выздоровление». — Потом, сообразив, что это не телефонный разговор, продолжил: — Давай я все обдумаю, и мы на даче как раз и поговорим, если вам интересно будет.

Мы договорились, что я организую печеного лосося и еще некоторые закуски. Славка предложил сходить на щуку. Неожиданно в план пикника «влезло» новое и весьма приятное обстоятельство.

— Слушай! Сейчас же еще глухари токовать должны. Давай, как в детстве, съездим на ток ночью. Как он у вас, еще «жив»? — вспомнил я.

— Даже не знаю — давно не был, но глухаря той осенью спугнули, когда за грибами ходили, — раздумывая, проговорил Слава.

— Заметано! Днем наводим порядок на даче, а ночью на ток, — не дал я ускользнуть идее. — А на щуку и днем в воскресенье успеем, с острогой.

— Договорились! Таше тоже, наверное, интересно будет ночь в лесу провести, — согласился приятель.

Я выключил связь и сидел еще несколько минут, обдумывая планы на выходной. Из задумчивости меня вывел писк таймера, установленного подавать сигнал каждый час. Было время брать кровь на анализ препарата в плазме. Песик продолжал спать, не реагируя на проводимые мероприятия, а энцефалограмма по-прежнему была на нуле, кроме вегетатики. Да, без Славиного совета тут не разобраться — такие прямые линии были похожи на состояние, по крайней мере, частичного омертвления мозга.

«Господи! — вдруг вспомнил я. — Можно же повысить чувствительность прибора в тысячу раз». Я тут же бросился к энцефалографу, отключил электроды с вегетатики, чтобы не зашкалили, и вывел чувствительность сразу на максимум. Кривые сразу ожили, но все равно колебались только слегка — близко к фоновому уровню. Примерно в десять раз меньше обычно записываемой кривой, что означало почти в десять тысяч раз слабее, чем при обычной активности мозга. Видимо, пульсирующая кровь, отголоски вегетативных центров и основные жизненные процессы все же «фонили». И все же теперь можно было сказать, что мозг был жив. Я опять уселся обдумывать новые факты в полной тишине лаборатории.

К реальности меня опять вызвал второй телефонный звонок. Это был уже Федька. Видимо, жаждал обсудить планы на выходные.

— Привет, Барабас! — приветствовал я его старым школьным прозвищем.

— Привет, биолух! Ну что, рвем когти к Славке на дачу?

— Что, уже звонил? — констатировал я. — Еще как рвем! С провиантом договорились?

Оказывается, приятели уже воплотили мою задумку про глухарей в конкретный и проработанный план. Федька на своей «Ниве» заберет меня и после встречи на даче провезет всю компанию прямо до тока. Однако от приятеля не ускользнул факт моего странного времяпрепровождения.

— А ты чего же «запертый в неволе, в темнице сырой»? — коверкал старые стихи Федька. — Ночью один в лаборатории… не пора ли на прием к психиатру?

— Если к Таше, то я согласен!

— Но она больше психоаналитик, чем психиатр.

— Не одна ль хрень?

— А хрень эту хрень разберет — не у физика об этом спрашивать, — продолжал трепаться Федька. — А и вправду, тебе не надоело над своими блотами с форезами сидеть? Что ты, как молодой, елы-палы?

— Да тут занятненькое дело… Не для молодых да зеленых. Вот на даче вам и расскажу. — Я уже принял решение обсудить с ребятами этот феномен. Одному рассуждать над проблемой было как-то и трудновато, и скучновато.

— Хорошо, договорились, — согласился физик. — В субботу в одиннадцать я тебя подберу. Пока! Привет мышам!

— Не угадал — собакам. Пока!

Ночь прошла в вялых блужданиях по Интернету, коротком сне на прокрустовом ложе кушетки и кошмарных побудках под пронзительный писк таймера. Только около четырех утра при очередном взятии пробы собачка стала подергивать лапой. Я, наспех запаковав пробу, метнулся к энцефалографу — там все зашкаливало! Пришлось срочно перевести чувствительность в обычный режим. Кривые показывали тета-ритм с быстро нарастающей модуляцией… Альфа… В клетке послышалась возня… бета-ритм! Все! Я кинулся к собаке:

— С добрым утром!

Несмотря на зеванье, пес стал радостно лизать мои руки через решетку. Электроды уже слетели с его головы и болтались посреди клетки.

— Сейчас приведем тебя в порядок, — сказал я, открывая «тренажер» и осматривая собаку. — Да ты в прекрасном состоянии и расположении духа!

Непонятно, кто больше радовался: я или мой подопечный. Дав собаке пить, я прыгнул обратно к энцефалографу, выключил его и сохранил в памяти компа энцефалограмму. Подчистил все следы странных ночных занятий в лаборатории и вернулся к животному. Так… прошло полчаса после последней пробы. Все, сейчас беру еще одну, и отдыхаем.