Алая Вуаль - Шелби Махёрин

Жан-Люк отвечает одно и то же:

— Это тебя не касается, Селия. Пожалуйста, не волнуйся.

Он повторяет эти слова, как заведенный, и дергает подбородком в сторону наших лошадей.

— Пойдем. Я загрузил телегу.

Я провожаю его взглядом до тележки, где он складывал клетки аккуратными рядами, пока я болтала с Слезы Как Звезды. Всего девятнадцать. Двадцатую он везет с собой, маршируя по полю без единого слова. Слезы Как Звезды — уже основательно пьяный — привалился к решетке и тихонько похрапывает в лучах позднего полуденного солнца. Кому-то другому эта сцена может показаться очаровательной. Причудливой. Возможно, они одобрительно кивнули бы на серебряную медаль на моем лифе и бриллиантовое кольцо на пальце.

Чтобы защищать невинных, Селия, не обязательно орудовать мечом. Осенний ветерок доносит до меня старые слова Жан-Люка. Ты доказала это как никто другой.

Время доказало, что все мы лжецы.

Глава 2

Прелестный Фарфор, Прелестная Куколка

Впервые за полгода я пропускаю вечернюю мессу. Когда Жан-Люк в половине седьмого вечера стучится ко мне в дверь — наш сопровождающий, как ни странно, отсутствует, — я притворяюсь больным. Тоже впервые. Как правило, я не лгу, но сегодня я не могу заставить себя заботиться об этом.

— Прости, Жан. Кажется, я простудилась раньше. — Кашляя, я опираюсь на локоть и вхожу в тусклый коридор, стараясь сохранить свое тело незаметным. Не хотелось бы, чтобы он увидел меня в ночной рубашке из шелка цвета слоновой кости, отделанной кружевами. Одна из многих глупых и непрактичных вещей, которые я привезла из родительского дома в Западной Стороне. Хотя она и не защищает меня от ледяных сквозняков Шассера, зато позволяет чувствовать себя более похожей на себя.

Кроме того, Жан-Люк настоял на комнате с камином, когда я переехала в спальни.

Мои щеки все еще пылают от воспоминаний. Неважно, что это единственная комната с камином в спальнях.

— Ты в порядке? — Его лицо искажается от беспокойства, когда он протягивает руку через щель, чтобы проверить мою совершенно нормальную температуру. — Может, послать за целителем?

— Нет, нет, — я сжимаю его руку, убирая ее со лба как можно непринужденнее, — мятный чай и ранняя ночь должны помочь. Я только что перевернула кровать.

При упоминании моей кровати он убирает руку, словно я его ошпарила.

— Ах, — говорит он, выпрямляясь и отступая назад с неловким покашливанием. — Это… Мне жаль это слышать. Я подумал, может быть, ты захочешь… но нет, тебе определенно нужно идти спать. — Бросив быстрый взгляд через плечо, он качает головой на что-то, чего я не вижу, и прочищает горло. — Если утром тебе не станет лучше, просто скажи. Я переложу твои обязанности.

— Ты не должен этого делать, Жан. — Я понижаю голос, борясь с желанием выглянуть в коридор. Возможно, его все-таки сопровождал кто-то из гостей. При этой мысли меня охватывает тяжелое разочарование, но, конечно же, он взял с собой сопровождающего — как и должен был. Я бы никогда не попросила его рисковать нашей репутацией или положением, посещая нас в одиночку ночью. — Я могу каталогизировать библиотеку Совета, даже кашлянув.

— То, что ты можешь, еще не значит, что ты должна. — Он колеблется с неуверенной улыбкой. — Не тогда, когда Фредерик совершенно здоров и знает свой алфавит.

Сглотнув комок в горле, я заставляю себя ответить на его улыбку — потому что моя неудача с лютинами сегодня утром не была его виной, не правда, и сопровождающий на следующие шесть месяцев тоже не является таковым. В самом деле, благодаря Жан-Люку и нашим братьям лютины добрались до La Fôret des Yeux невредимыми, и Отец Марк сможет спокойно собирать урожай ячменя. Все в выигрыше.

А значит, и я, наверное, нечаянно выиграла.

Точно.

Бросив осторожность на ветер, я прижимаю легкую руку к его груди, где в свете свечи сверкает мое обручальное кольцо.

— Мы оба знаем, что ты не станешь перекладывать на меня обязанности, если я останусь в постели. Ты будешь делать их сам — и будешь делать их прекрасно, — но ты не можешь постоянно прикрывать меня. Когда я инстинктивно наклоняюсь ближе, он тоже делает это, его взгляд падает на мои губы, и я шепчу: — Ты не просто мой жених8, Жан-Люк. Ты мой капитан.

Он тяжело сглатывает, и это движение наполняет меня необычным жаром. Прежде чем я успеваю отреагировать на это — а я даже не знаю, как на это отреагировать, — его взгляд снова перекидывается через плечо, и я представляю, как наш сопровождающий хмуро скрещивает руки. Однако вместо резкого покашливания коридор наполняется веселым голосом.

Веселый, знакомый голос.

— Вы хотите, чтобы мы ушли? — Веснушчатое лицо Луизы ле Блан, известной также как Ла Дам де Сорсьер, или Королева Ведьм, появляется над плечом Жан-Люка. С лукавой ухмылкой она поднимает брови в ответ на мое выражение лица. — Вы знаете, что говорят о том, что… шесть — это толпа.

Я недоверчиво смотрю на нее.

— Что значит «шесть»?

— Глупости, — говорит другой голос у нее за спиной. — Семь — это толпа, а не шесть.

Если это возможно, Лу ухмыляется еще шире.

— Вы довольно определенно высказываетесь на эту тему, Борегар. Не хотите поделиться с нами?

— Наверное, ему бы это понравилось. — Мои глаза еще больше расширяются, когда Козетта Монвуазен, правитель Алых Дам — меньшей, более смертоносной фракции ведьм в Бельтерре — с поклоном проходит мимо Жан-Люка и встает передо мной. Жан с недовольным вздохом отступает в сторону и распахивает дверь, открывая Борегара Лиона, короля всей Бельтерры, и его сводного брата, Рида Диггори, стоящего за его спиной.

Что ж, сводный брат Бо и моя первая любовь.

Мой рот едва не раскрывается при виде их. Когда-то я относилась бы к каждому из них с подозрением и страхом — особенно к Риду, но битва при Цезарине все изменила. Словно прочитав мои мысли, он поднимает руку в неловком взмахе.

— Я сказал им, что мы должны были сначала послать записку.

Из всей группы только Рид остался без официального титула, но его репутация самого молодого капитана Шассеров по-прежнему преследует его. Конечно, это было давно. До битвы. До того, как он нашел своих братьев и сестер.

До того, как он открыл в себе магию.

Моя улыбка, однако, теперь совсем не принужденная.

— Не будьте смешными. Я рада всех видеть.

— Взаимно. — Поцеловав меня в щеку, Коко добавляет: — Если только ты запретишь Бо рассказывать о его прежних подвигах. Поверь мне, он будет единственным, кому они понравятся.

— О, я не