Лжец, лжец - Т. Л. Мартин

Pero (Пер. Но) зачем ему это, если у него есть un ángel (пер. ангел), такой как Уитни?

Я закатила глаза и запихнула арбузный кубик в рот, но под кожей у меня разгоралось пламя.

Грубое напоминание о девушке Истона должно стать самым быстрым способом потушить пожар. Но если знание того, что он связан законными обязательствами как мой брат до конца моей жизни, не помогало, я уже проиграла дело.

— Энн тхи ии уахх йоа ма фахрит хаукипах.

— ¿Qué? (Пер. Что?)

— Я понимаю, — я ударила себя кулаком в грудь, пытаясь не подавиться, когда проглотила остаток арбуза, — вот почему ты моя любимая экономка.

Она фыркнула, и я уловила легчайшую усмешку на губах Истона. Он провел ладонью по подбородку и рту, пытаясь скрыть это выражение, но я уже уловила это.

Бабочки запорхали у меня в животе, когда я отложила арбуз и посмотрела на свой телефон.

— Ну, мне нужно успеть на Uber. Я постараюсь держать штаны застегнутыми, пока не вернусь.

Мария покачала головой.

По пути к выходу я остановилась рядом с Истоном, намеренно задевая его руку своей, когда взяла его стакан с апельсиновым соком. Как обычно, стакан полностью полон. Я не в первый раз крала его напиток. Не понимала, зачем ему вообще наливать сок, если он никогда его не пил.

Проглатывая его, я смотрела прямо на него. Провоцируя его остановить меня. Конечно, он этого не сделал. Чтобы это произошло, ему пришлось бы поговорить со мной.

Он просто наблюдал. Спокойно, почти скучающе, откидываясь в кресле.

Мой желудок так полон, что принял боль, но я не остановилась.

Мрачное веселье мелькнуло в его глазах, заставляя мои сузиться.

Только ради этого я допила все до последней капли.

Я поставила пустой стакан перед ним, улыбнулась и вытерла рот тыльной стороной ладони.

— Спасибо.

Он приподнял бровь, и я ушла, чувствуя, как мой пульс бился в слишком знакомом ритме.

Ритм, к которому я бесстыдно пристрастилась.

Ева

Спустя неделю я почувствовала это.

Несмотря на то, что я не единственная ученица Каспиан Преп, которая ходила в школу пешком. Большинство других передвигались черепашьим шагом, как будто они шли в тюрьму на пожизненный срок. Я не видела смысла затягивать агонию. Мой девиз: садись и проваливай к черту. Так что я привыкла, что люди пялились мне в спину, когда я проталкивалась мимо них по тротуару.

Но на этот раз я замедлилась, когда ощущение, что за мной наблюдали, пробежало по моей коже. Это как холодные пальцы за ухом, заставляющие меня вздрогнуть и натянуть толстовку на голову. Прогуливаясь, я оглядывала ухоженные газоны и сверкающие BMW, но ничего необычного здесь не было.

Паранойя для меня не новость. Когда мне было тринадцать и я впервые поняла, как выжить на улицах — в Питтсбурге, не меньше, — это чувство преследовало меня повсюду. Иногда ночами я даже подумывала о том, чтобы приползти обратно к своему никчемному папаше, но один только страх не мог сделать меня настолько глупой. Если бы не он, я бы вообще не оглядывалась через плечо.

Теперь, с каждым шагом, приближающим меня к школе, я пыталась избавиться от паранойи. Я двигалась быстрее, мой взгляд прикован к окружающей обстановке. Но это чувство не проходило. Я практически бежала трусцой к тому времени, как пересекла школьную парковку и вошла через задние двери.

— Ну, если это не шлюха папочки, — Картер ухмыльнулся, его светлые волосы в беспорядке обрамляли заостренные уголки лица.

Дурацкое стихотворение. С тех пор оно преследовало меня между уроками, но это первый раз, когда он что-то сказал об этом.

Мне каким-то образом удалось подавить закатывание глаз, когда я прошла мимо него и его небольшой группы друзей. Парочка из них хихикнула. Марко и Элайджа молчали; первый потому, что он хотел залезть ко мне в штаны, второй потому, что он уже был там и надеялся на повторение. К сожалению, Картер оставил их позади, чтобы догнать меня.

Его рука обвилась вокруг моей талии.

— Так вот чем ты сейчас увлекаешься, да? — его голос тихий, но угрожающий оттенок слышен громко и отчетливо. — Жуткие подонки?

Я сбросила его руку и одарила своей самой милой, самой фальшивой улыбкой.

— Поверь мне, если бы мне нравились жуткие подонки, ты был бы первым в списке.

Как только я открыла дверь в женский туалет, он схватил меня за запястье. Его пальцы впились в мою кожу, когда он притянул меня к своей груди. Когда я неохотно встретилась с ним взглядом, его голубые глаза холодны.

Я стиснула зубы.

— Убери от меня свои руки.

— Я думал, тебе нравится, когда я прикасаюсь к тебе, — его губы подергивались, но это без тени юмора.

Он прижался губами к моей щеке.

— Разве ты не помнишь? Когда ты раздвигала ноги и умоляла об этом? Снова и снова, как сучка в течке.

Горечь поднялась по моему горлу, как желчь. Я даже не могла сказать, что он лжет. Но самодовольное выражение на его глупом лице, то, как он смотрел на меня, как будто думал, что знал меня, разожгло мою ярость, как спичка бензин.

Он ничего не знал ни обо мне, ни о причине, по которой я переспала с ним той ночью. Правда в том, что это мог быть кто угодно — кто угодно, лишь бы все это исчезло.

— Это было на первом курсе, Картер. Ты же не можешь ожидать, что я запомню это так хорошо, как тебе кажется, — солгала я, потому что хотела бы, чтобы это было правдой. — Кроме того, если я все еще твой лучший трах, возможно, настоящая проблема в тебе.

Мои слова все еще висели в воздухе, когда я вырвала руку из его хватки и вошла в туалет, позволяя двери захлопнуться у него перед носом позади меня. Он толкнул ее обратно, но замер, когда мимо него пронеслась девушка и бросила на него полный отвращения взгляд, прежде чем вошла в одну из кабинок. Пока он, не моргая, стоял в коридоре, я горько улыбнулась, обернулась и услышала, как за ним закрылась дверь с другой стороны.

Я схватилась за края раковины и смотрела на свое отражение. Я вдохнула. Выдохнула. Медленно и размеренно. Сегодня утром моя оливковая кожа выглядела чересчур бледной, мои карие глаза все еще широко раскрыты и настороженны. Как бы сильно я ни ненавидела постоянные напоминания Картера о той ночи и его придурковатость в целом,