Ностальжи. О времени, о жизни, о судьбе. Том I - Виктор Холенко

А тут рассказала всё. На Курилах, говорит, никогда не было подобной таким масштабам стихии. Да и не стихия это. Генка на экране слежения видел, как прошло испытание то ли водородной, то ли атомной бомбы…»

И далее по тексту: «Работники Шелиховского комбината на Парамушире говорили, что когда их обдало волной, вода была горячая…»

«Видимо, испытатели не рассчитали силу бомбы, – завершает эту часть своих воспоминаний Галина Луговая. – Взорвали близко от берега. Волна пошла в пролив между островами, накрыв их так, что только верхушки сопок остались».

А вот уже существенные признаки намерения властей любыми средствами скрыть истинную правду: когда пострадавших эвакуировали во Владивосток, у них брали подписку о неразглашении того, что они видели собственными глазами и что пережили там, на Курилах, в день катастрофы.

Приведу дословно не менее многозначительное авторское окончание этого очерка:

«Галине пришлось лечь в больницу: психологическая травма, нарушение левой доли гипофиза, лучевая(!) болезнь. К 1956 году появились отёки, начали выпадать волосы, зубы. В 1957 и 1958 годах она по восемь месяцев лежала в краевой больнице. В 58-м медики Владивостока исчерпали свои возможности, и её направили в Москву, где она лечилась ещё полгода в клинике профессора Мясникова и в Институте питания. Подлечили. Даже волосы выросли. Но болезнь осталась навсегда.

Через несколько лет к ней домой пришла какая-то женщина. „Кого вам надо?“ – „Галю Луговую“. Это оказалась Мария Беломестнова – повариха с рыбозавода „Бабушкино“ – она тоже была на Курилах 4 ноября 1952 года.

Поплакали, повспоминали… Боже мой, тысячи людей погибли из-за проклятой эсэсэсэровской секретности…»

В 1957 году я и сам встречался с пережившими это цунами. Братья Варлаковы, которые года на три или чуть больше были меня моложе, жили в то время в посёлке Индустриальном, недалеко от города Петропавловска и работали на местном судоремонтном заводе. Они вообще ничего мне не рассказали о той катастрофе. Немного рассказали их родители – тётя Дора и дядя Максим, – которые в селе Вилюй жили недалеко от нас. Волна смыла часть посёлка, которая называлась Летник. Там, на песчаной косе, было полтора-два десятка жилых домиков с огородами и находился единственный рыбкооповский магазин. Основной посёлок не пострадал: он располагался метрах в двухстах на высокой террасе. Практически все жители Летника погибли. Уцелел только старик Подкатов, который в это время находился по каким-то своим делам в Петропавловске.

Помню, его деревянный домик на самом берегу песчаной косы, а маленький огородик спускался чуть ли не к самой протоке Вилюйки, соединяющей озёра-лиманы Большой и Малый Вилюи с океаном. Сельская детвора всё лето в погожие дни от зари до зари плескалась в тёплом мелководье этой протоки и обсыхала на горячем пляже у самой кромки воды. О еде, естественно, забывали, потому что до Зимника, где с родителями жили многие из ребят, бежать было далековато. А тут был совсем рядом огородик деда Подкатова, где на грядках вызревали аппетитные овощи – редиска, морковка да лучок. Мелкой шкоды он обычно не замечал, потому что мы не старались особенно нахальничать: хватало на всех и пучка той же самой редиски, чтобы, как говорится, заморить червячка. Но однажды мы попали впросак. Кто-то ещё до нашей компании малолеток, видимо, из более взрослых ребят и ночью, основательно разорил эти грядки: они были зверски вытоптаны, овощи выдраны с корнем и валялись вокруг с подсохшей уже ботвой. Эта картина капитального разора расстроила нас не меньше самого хозяина: как-никак, а мы лишались бесплатных перекусов во время постоянных забав в теплой воде и на берегу протоки. Горюя по этому поводу, мы пытались хоть немного набрать для обеда подвядших и затоптанных в землю плодов и, разумеется, потеряли былую бдительность. Вот тут-то и появился перед нами разгневанный хозяин с длинной хворостиной в руках. Ребятня сразу бросилась врассыпную в тундру, что была прямо за косой, а он погнался за нами вдогон. Я, как на грех, оказался в самом невыгодном положении: со мной был братишка Борька, младше меня почти на восемь лет, которому исполнилось в ту пору только три года. А ещё у него была больная ножка, и он, понятно, по этой причине не мог уже бежать быстрее, путался в траве и кочках, запинался и падал постоянно. Пришлось и мне отставать от других ребят, чтобы не оставить брата на расправу хозяину разоренных не нами грядок. Когда дед Подкатов уже наступал мне на пятки, а Борька в очередной раз споткнулся и упал, я остановился, повернулся лицом к преследователю и, рванув, как в каком-то кино, рубаху на груди, шагнул навстречу ему со словами: «На, бей, гад!» Но он тоже остановился, видно, от неожиданности, потом бросил хворостину, повернулся и зашагал в обратную сторону… Вот этот человек и остался в живых из всех бывших жителей Летника.

Остальных вилюйцев, которые жили на Зимнике, потом переселили на западный берег бухты Крашенинникова, где в то время находился рыболовецкий колхоз имени Сталина в рыбацком посёлке Советский. Теперь там вырос город Вилючинск – может, в память об исчезнувшем рыбацком посёлке, а может, в честь вулкана Вилючинского, до заснеженного купола которого, кажется, отсюда совсем рукой подать…

В этом же номере газеты «Новости», рядом с упомянутым мною выше очерком «Апокалипсис в половине четвёртого утра», опубликован и редакционный комментарий под заголовком «Тайна 1952 года». В нём утверждается, кстати, что СССР никогда не проводил испытания ядерного оружия на Дальнем Востоке. «Но, – пишет автор комментария, – 1 ноября 1952 года на атолле Eniwetok в Тихом океане американцы взорвали свою первую водородную бомбу „Майк“ мощностью 10,4 мегатонны. А 4 ноября того же года в 16.52 по Гринвичу у берегов Камчатского полуострова произошло сильное землетрясение, зафиксированное всеми региональными сейсмостанциями и вызвавшее гигантское цунами, прокатившееся через весь Тихий океан.

Интересно, что в перечнях крупных катаклизмов цунами 1952 года на Курилах не упоминается…» Однако по сообщениям американских газет того времени «цунами нанесло сильный урон Камчатскому полуострову и затем продолжило свой поход по Тихому океану. Высота наводнения на острове Мидуэй достигла одного метра – дома и улицы были затоплены. На Гавайских островах волны разрушили пирсы, лодки, повалили телеграфные столбы, смыли пляжи, затопили луга…»

Приведя все эти факты, автор комментария всё же задаёт недоумённые вопросы: «Могло ли испытание американской водородной бомбы стать детонатором землетрясения на Камчатке? Мог ли радиоактивный след взрыва достичь Курил и вызвать лучевую болезнь у Галины Луговой? Или всё же это сталинские соколы и бериевские орлы исхитрились рвануть вблизи островов НАШУ