Спаситель Птолемей - Неля Гульчук

Как только Деметрий завидел флот доблестного Птолемея, он в боевом порядке приказал двинуться ему навстречу. На левом крыле было сосредоточено семь финикийских семипалубных кораблей и тридцать афинских триер под командованием триерарха Мидия. За ними следовали десять шестипалубных и десять пятипалубных кораблей. Центр флотилии составляли менее крупные триеры.

При первых утренних лучах солнца перед Птолемеем предстал неприятельский флот уже выстроенный и готовый к бою. У Птолемея не было ни семи, ни шестипалубных кораблей, как у Деметрия. И все же Птолемей не сомневался, что пробьет неприятельскую линию, отрежет противника от берега и быстро достигнет гавани Саламина, где соединится с флотом Менелая.

Вскоре оба флота выстроились друг перед другом.

Полководцы, стоя на палубах своих кораблей, с тревогой ожидали начала морского сражения. Один немало озабоченный многочисленной флотилией противника, а другой – исполинскими размерами неприятельских кораблей. На карту была поставлена не только воинская честь каждого, молодого и умудренного в битвах, но и обладание Кипром, Сирией и дальнейшей судьбой царства Александра.

Мгновенно оценив обстановку, Деметрий решил нанести главный удар на слабое правое крыло флота противника и выбросить его на берег на растерзание всадников.

Мешкать было некогда. Промедление грозило поражением. После молитв, обращенных к Зевсу и Посейдону, которые громкими голосами дружно повторяли воины на всех кораблях, Деметрий первым поднял золотой щит – сигнал к началу битвы. Сигнал к битве вслед за ним подал и Птолемей.

На всех палубах зазвучали трубы. Войска дружно издали боевой клич. Весла с обеих сторон одновременно пришли в движение. Келевсты задали стремительный ритм гребцам. Вспенилось море около быстро несущихся триер, пентир и гептир, острые носы которых нацелились на неприятельские корабли.

Громче и громче насвистывали такт для гребцов келевсты, образуя мощный хор, летящий скораблей над морскими просторами.

Когда корабли приблизились друг к другу для абордажа, воины стояли на коленях вдоль бортов с выдвинутыми вперед копьями. Мгновенно с обеих сторон полетело несметное множество дротиков.

Стремительно подойдя к правому крылу неприятеля, мощная семипалубная гептира со страшной силой врезалась в финикийскую триеру египтян и сшибла все мачты. Раздался треск дерева, крики с палубы, вопли и стоны со скамей гребцов внизу. Вёсла разбились вдребезги. Море хлынуло внутрь триеры. На тонущем корабле воины Птолемея защищались из последних сил. Десятки воинов Деметрия пали под ударами дротиков.

Близость смерти удесятеряла ожесточение – спастись или умереть, другого выхода не было. Карабкающихся на борт неприятельского корабля сбрасывали в морскую пучину.

А совсем рядом, справа и слева, триеры и пентиры налетали друг на друга, с сокрушительным треском ломая неприятельские борта. Гребцы изо всех сил налегали на весла, отходили назад, чтобы нанести новый удар.

Пространство для ожесточенной борьбы стремительно сокращалось. Но в этой битве выигрывали не отвага и мужество, а случай.

Наконец Птолемей понял, что боги на этот раз даровали удачу Деметрию, и не смог сдержать бешеного гнева. Ему казалось, что он задыхается. На протяжении последних лет Деметрий постоянно дерзко вторгался в его жизнь и отрывал от любимого детища – строительства Александрии.

Корабли Деметрия опрокидывали неприятельский флот. Море стонало под тяжестью пентир, а ветер уставал их двигать. Окончательно уничтожив правое крыло, они яростно накинулись на центр флота Птолемея. На глазах Птолемея одна из пентир таранами разбивала юркую подвижную триеру.

– Леонтиск! – в ужасе воскликнул Птолемей. – Там же Леонтиск!..

Но сын не мог услышать отца…

Середина боевой линии египтян стремительно разрушалась. В ход шли даже обломки весел.

Битва окрыляла Деметрия. Он стоял лицом к неприятелю на верхней палубе своей гептиры, всё время находясь в центре сражения. Стрелы и камни летели в него, но молодой, не ведающий страха полководец отражал их щитом или ловко уклонялся от них. Многие из оруженосцев, сражающихся около него, пали. На смену тут же заступили другие, отважно защищающие своего кумира. Смелость Деметрия воодушевляла воинов.

Внезапно встретившись взглядом с сыном Птолемея, раненым в плечо, но продолжающим отбиваться из последних сил от метких ударов нападающих, восхитившись его юной красотой и бесстрашием, Деметрий приказал взять живым и доставить к нему сына Птолемея..

Леонтиск пытался прыгнуть в море и найти смерть в царстве Посейдона, но его опередили. Едва героя подняли на палубу гептиры, триера, которой командовал Леонтиск, затонула у него на глазах. Юный триерарх напрасно пытался сдерживаться, – предательские слезы невольно катились по его лицу.

В это время Птолемей с не меньшей отвагой сражался против правого крыла Деметрия, потопив немало кораблей. Увидев же, что правое крыло и центр его собственной линии совершенно разбиты, рассеяны и все потеряно, он поспешил спасти то, что можно было спасти, – всего лишь несколько кораблей своего еще вчера могущественного флота.

С самого начала битвы правитель Саламина Менелай приказал выступить в море своим шестидесяти кораблям. Наткнувшись на десять неприятельских пентир, закрывших выход из устья гавани, победив их после упорного сопротивления и вынудив отступить, флотилия под командованием Менелая направилась на юго-запад для соединения с флотом Птолемея. Но они явились слишком поздно. Птолемей бежал в Египет. Флот Менелая перешел на сторону Деметрия, победителя в Кипрской войне.

С громадной добычей, с захваченной в плен флотилией египтян Деметрий с триумфом возвращался в гавани Кипра. Но самым ценным сокровищем стала для Деметрия гетера Ламия, покорившая его сердце с первого взгляда.

Казалось, само дневное светило выразило сочувствие побежденным. Солнце закрылось тяжелыми серыми тучами и седые волны запенились на возмущенной глади.

На немногих уцелевших триерах Птолемея скамьи гребцов и весла были разбиты, полумертвые от усталости и ран люди, подобранные с обломков тонувших кораблей, вповалку лежали на палубах.

Птолемей сидел, опустив голову на руки и уставившись в палубу, точно обезумев. Он… Птолемей! Храбрейший из воинов, гроза врагов, бессильно опустил руки. Птолемей, герой, презирающий тысячи опасностей, бежал! Почему, почему? Он поднял глаза и наткнулся на взгляд одного из раненых воинов, глаза синие-синие, он смотрел на прославленного полководца с ненавистью. Птолемей понял, что сейчас этот юноша ненавидит каждого, у кого есть обе руки, кто может еще спастись.

– Морское сражение проиграно по моей вине, – снова и снова укорял себя Птолемей. – Я не дооценил врага. А этот молодой лев уже набрал силу!..

Из всех пороков ему, Птолемею, наиболее чужда была трусость. Нет, тысячу раз нет!.. Скорее огонь и вода уживутся вместе, чем трусость и Птолемей!

Из задумчивости Птолемея вывел спокойный голос жреца Тимофея. – Он стоял перед Птолемеем, скрестив руки на груди. Взор его был устремлен в морские просторы: