Матерый и скокарь - Евгений Сухов

– Вот… С таким погонялом в моей базе данных три человека. Все они интересуются антиквариатом и живописью. – Повернувшись к коллеге, набрал ключевое слово. – Давай сейчас посмотрим, – щелкнул он кнопкой мышки.

Принтер, стоящий по правую руку, по-деловому загудел, быстро выбрасывая листы бумаги.

– Вот это выдержки из их досье, – поднял листы бумаги Никифоров, – на троих Матерых. А это их портреты. Можешь взглянуть, – протянул он бумаги Волостнову.

На первом листке был напечатан портрет старика, которому было далеко за семьдесят. Внешне приятен. Весьма благообразное лицо дополняла коротко стриженная седая борода, а внимательные глаза делали его похожим на научного работника. Георгий Волостнов давно уже подметил такую особенность: преступники, занимавшиеся кражей произведений искусства, поголовно имели интеллигентную внешность, как будто гармония, заложенная в предметах искусства, невольно распространялась и на самих грабителей.

Ну а этот и вовсе выглядел академиком!

Если не знать о его многочисленных ходках, которые в общей сложности перевалили двадцатипятилетний рубеж, то можно было бы предположить, что он возглавляет какой-то крупный научный центр.

– Звать этого человека Вельямин Егорович Обутов. Погоняло не одно, несколько! Как и у многих уголовников… Наиболее известные из них Матерый и Сохатый. В свое время он был отменным домушником, промышлял по квартирам коллекционеров. Кстати, неплохо разбирается в искусстве. Можно сказать, профессионал! Одно время в нашем управлении его использовали в качестве эксперта по живописи, за что впоследствии ему значительно скостили срок. По нашим оперативным данным, в настоящее время он от своего ремесла отошел и вряд ли отважится на какое-то крупное дело.

– На что же он тогда живет?

Никифоров сдержанно улыбнулся, что свидетельствовало о том, что его познания простираются куда дальше сказанного.

– В какой-то степени он ведь тоже коллекционер, собирает картины передвижников. На мой взгляд, в России у него самая значительная коллекция передвижников. Так что он человек весьма не бедный и в куске хлеба не нуждается. Думаю, к нему за консультацией обращаются и другие преступные группировки, за что он тоже получает свой пай. Но, как известно, за консультации у нас не сажают. Так что уличить его в чем-то противозаконном будет чрезвычайно нелегко.

– Он способен создать преступную группу?

Широко улыбнувшись, Никифоров произнес:

– Способностей-то у него хватает, вот только, слава богу, у него нет на это желания. А так у нас были бы весьма большие неприятности.

– Значит, эта кандидатура отпадает?

– Да. Ты можешь отложить фотографию в сторону.

Волостнов взял другой лист.

– Следующим у нас будет Игорь Матвеевич Степанский. Тридцать девять лет. Рецидивист. Погоняло Матерый, еще он известен как Кактус.

Вновь короткая бородка, правда, на этот раз она была смоляного цвета. Создавалось впечатление, что у специалистов по антиквариату растительность была в большом почете. Некоторой особенностью можно было назвать то, что подбородок у него был маленький, остро сужающийся; глаза расположены близко к переносице, отчего лицо приобретало какое-то хищное выражение. Взгляд пронзительный, острый – и это на фотографии! – можно только представить, какой пронизывающей силой он обладает.

– Впервые Степанский угодил за решетку в пятнадцать лет. Тогда он был обыкновенным кощуном, – при этих словах полковник брезгливо поморщился. – Святотатствовал, воровал цветной металл на могильных памятниках, затем сдавал его в цветмет, тем и жил. Потом резко поменял свою квалификацию.

Георгий Волостнов невольно подивился: «Вот ведь как бывает, оказывается, обыкновенный кощун, хотя его глаза говорят о более серьезном промысле».

– Отчего же он вдруг перестал кощунствовать?

– Тебе это может показаться какой-то мистикой, но когда Кактус с подельниками делил на балконе прибыль от награбленного, то невесть откуда, среди безоблачного неба, сверкнула молния и убила его приятелей. А самого Степанского только оглушило. Он пролежал с полчаса, а потом очнулся.

– Вот оно даже как.

– Потом я побывал на том балконе. – Никифоров гадливо сжал губы. – Жуткое зрелище! Представляешь, его приятели сидели рядом, так молния прошла через обоих. Порвала в клочья всю их одежду, вывернула наружу внутренности… Собственно, он тогда и получил свой первый срок. Потом каялся в милиции, уверял, что больше никогда не станет кощунствовать, но полностью от воровства отказаться не пожелал. В тот раз он вернул с десяток икон, что украл в местной церкви, пару дюжин распятий, хоругви, несколько панагий. Отсидев два года, он вновь вернулся к воровскому промыслу, но теперь его уже интересовали антиквариат и картины. В тюрьме он освоил квалификацию домушника и с отмычками наведывался к коллекционерам. Сидел еще два раза, но сроки были небольшими.

– Почему?

– Нам удалось доказать только один эпизод ограбления, но в действительности их были десятки. Доказательств у нас не было, работал он по довольно простой схеме. Узнавал, кто какими вещами интересуется, принимал заказ на ограбление. Потом доставлял украденную вещь довольному заказчику, а после элементарно грабил и его.

– Почему же те не заявляли в милицию?

Полковник Никифоров рассмеялся:

– В этом-то и заключается главная хитрость, он грабил тех, кто был не в ладах с законом. А потом, ведь антикварные вещички доставались им криминальные. Кто же захочет понапрасну палиться!

– Значит, он?

Назар Иванович отрицательно покачал головой:

– Нет, эта кандидатура тоже отпадает. Сейчас он в Европе, в Париже. Косит под состоятельного бизнесмена с солидной репутацией. В Москве имеет свою картинную галерею, в которой выставляются весьма известные художники. Занимается продажей картин, в общем, не бедствует!

– Остается третий?

– Получается, что так. Кроме погоняла Матерый, у него есть еще два – Трубадур и Росомаха.

Георгий подцепил двумя пальцами портрет и положил его на стол.

Обычно, глядя на фотографию, Волостнов мог составить представление о человеке, и он совершенно не удивлялся, когда его личное впечатление всецело соответствовало психологическому портрету преступника, очерченному специалистами. В конце концов, долгие годы оперативной работы не пропали даром и научили оценивать человека только по одному случайно брошенному взгляду. Но сейчас Георгий Волостнов поймал себя на том, что совершенно не знает, что можно сказать о человеке, запечатленном на фотографии.

Правильнее было сказать, что он никакой!

Как оперативник среди прохожих. Попробуй, выдели его из общей массы!

Невозможно было даже предположить, какого он возраста. Совершенно незапоминающаяся наружность. Человек толпы. Ее органическая частица, без каких бы то ни было индивидуальных признаков. Шагнул в людскую массу и растворился в ней, как капля воды в полноводном потоке. И только при достаточно долгом изучении вдруг начинаешь осознавать, что это совсем необычный типаж. Скорее всего, он стилизован под среднестатистического гражданина. Так гончар лепит одинаковые кувшины, которые невозможно отличить один от другого.