Вся жизнь перед глазами - Лора Касишке

Это была красная замшевая сумочка с бахромой по краю, и, когда их классная руководительница, миссис Мюлер, открыла ее, чтобы проверить содержимое, там обнаружились пакетик с марихуаной, два тампона, один презерватив, коробок спичек и кошелек с двадцаткой.

Миссис Мюлер обнюхала пакетик и мгновенно определила природу сладковатого запаха, который долго не выветривался из длинных волос Дианы. Так может пахнуть только травка. Девицы вроде Дианы надоели учительнице до смерти, и она устроила ей вызов к директору. Но и этого ей показалось мало. Она решила наказать Диану построже и помимо прочего лишила ее уроков вождения.

В конце концов водить машину ее научила Морин, лучшая подруга Дианы. У Морин была старая «хонда-цивик», которую на время дал ей отец, и летом, воскресными вечерами, та позволяла подружке порулить по парковочной стоянке у супермаркета. Диана наматывала круг за кругом, когда…

— Черт! Проклятье! — выдохнула она, изо всех сил ударяя по тормозам и одновременно давя на клаксон.

Они остановились в сантиметре от бампера едущего впереди мини-вэна, который резко затормозил, чтобы не сбить маленькую девочку, выбежавшую на проезжую часть.

«Выбери жизнь» — гласила наклейка на бампере.

— Господи Иисусе! — вскричала Диана.

— Мама! — В голосе Эммы не было осуждения, только изумление.

Диана посмотрела на дочь.

Эмма. Ее хорошенькое личико исказила почти карикатурная гримаса крайнего удивления. Пухлые губки бантиком. Розовые щечки. Широко распахнутый рот — словно темно-красный грот с россыпью белоснежных жемчужин.

— Прости, моя сладкая, я…

Раньше она никогда не давала при дочери воли гневу. Это был один из ее незыблемых принципов. Ее собственная мать не считала нужным сдерживаться. Без стеснения орала на других водителей «Задница!», не обращая внимания на Диану, сидевшую на заднем сиденье их раздолбанного «форда», бурчала: «… твою мать!», швырнув трубку после разговора с адвокатом, обзывала отца Дианы ублюдком при ком угодно, включая дочь.

В юности Диана часто чертыхалась рефлекторно, по привычке, и в какой-то момент это начало ее угнетать, во всяком случае, именно так ей стало казаться после того происшествия, вернее, уже после того, как она сумела вырваться из неподвижного белого пространства, в котором слишком долго жила во власти вины и сожалений, без конца возвращаясь мыслями к одному и тому же. Что такого она могла натворить в своей жизни, чтобы навлечь на себя столько горестей? Чем заслужила такое несчастье?

Вот почему первым делом она решила искоренить порок сквернословия, раз и навсегда запретив себе браниться даже мысленно, и держалась уже… Сколько же? Лет десять? Или все двадцать?

Она наконец объехала стоящий на дороге мини-вэн и выехала на шоссе. Женщина за рулем — мать одной из подружек Эммы — яростно гудела. Диана явственно услышала собственный молодой голос, беззвучно выкрикнувший: «Пошла к дьяволу!», прежде чем успела спохватиться.

Они еще только поворачивали за угол дома, в тот день похожего на сверкающий туннель из зеленого стекла, а Диана уже совершенно успокоилась. Дыхание восстановилось, и сердце вновь билось в нормальном темпе, равномерно отстукивая: «тук-тук, тук-тук».

Она опять стала собой: Дианой Макфи, женой и матерью. Самодостаточной, довольной собой женщиной среднего возраста.

Эта мысль ее позабавила. Она не помнила, где раньше слышала это выражение и почему оно врезалось ей в память. Но, как бы там ни было, она действительно превратилась в такую женщину — маму прелестной девочки и жену уважаемого профессора. Она стала той, кем и мечтала стать. Впрочем, одному Богу ведомо, кем она мечтала стать… Хотя нет, когда-то давно, в юности, она вынашивала вполне определенные планы, например, стать моделью.

Для этого у нее имелись все данные, по крайней мере длинные ноги и высокие скулы. Зубы, правда, кривоваты, но она могла бы вставить фарфоровые. Когда Диана, еще совсем девчонкой, ходила в супермаркет, продавцы частенько говорили ей: «Ну, красавица, ты точно будешь моделью».

И она думала: может быть, может быть…

Но шло время, захлопывались за спиной всевозможные двери — дверцы автомобилей, стеклянные, вращающиеся двери магазинов и раздвижные дверцы шкафов-купе, — и постепенно в ней крепло понимание того, что мечты о карьере модели или киноактрисы принадлежат к особому разряду, они приходят из старших классов школы и мчат тебя в красном спортивном автомобиле во взрослую жизнь двадцатилетних. Правда, после тридцати они, как правило, тихо умирают.

Красный спортивный автомобиль с откидным верхом… Не может сорокалетняя женщина водить красный спортивный автомобиль. Зато нынешние ее мечты — серебристый мини-вэн, дочка, свежевыкрашенный, сверкающий чистотой дом — это совсем другое дело. Ради этого стоит жить.

Проезжая мимо школы Бриар-Хилла, Диана, как обычно, покосилась в сторону мемориала жертвам трагедии — бронзовый ангел распростер крыла над именами двадцати четырех учеников и двух учителей, убитых…

Обе подружки почти дремали под монотонное жужжание голоса Макклеода, читавшего вслух что-то из учебника.

Рядом с Макклеодом стоял скелет в зеленом бикини и с розой, зажатой в оскаленных в ухмылке челюстях, выглядевший в высшей степени нелепо.

Двадцать два подростка молча слушали учителя. Снаружи лупил дождь, чертовски холодный для мая. В классе веяло сыростью и тем особенным запахом, что издают сокровенные места человеческого тела — промежность, подмышки или ямка на переходе плеча в шею — подключичная впадинка.

Никогда в жизни не могли бы эти двадцать два чужих человека узнать друг друга так близко, как сидя в этом классе. Пассажиры на пароходе, затерявшемся в море на долгих четыре года.

Одна из девочек очнулась от полузабытья и нацарапала записку. О Нейте Уитте. «Какая часть тела у него самая лучшая?»

Записка пропутешествовала от Райана Хаслипа к Мелани Берт, а затем к самому Нейту Уитту, который в свою очередь передал ее Майклу Патрику, ни на секунду не заподозрив, что речь в ней идет о нем самом. Он сидел в середине класса, уставившись в потолок, погруженный в свои таинственные гипнотические думы, вызывая у одноклассниц приятное волнение и живой интерес.

«Губы», — написала ответ вторая, и записка пустилась в обратный путь.

Мистер Макклеод на минуту оторвался от учебника и заметил, как Майкл Патрик передает сложенный листок Диане Аллен.

Он поднялся с металлического стула и отобрал записку прежде, чем Диана Аллен успела ее спрятать.

Когда он разворачивал листок, его желтые пальцы слегка дрожали. Прочитав записку, он сунул ее в нагрудный карман рубашки и вернулся к прерванному чтению.

О записке мистер Макклеод не сказал ни слова.

Но покраснел.

Июньские сады в округе поражали пышностью и красотой.