О бедном вампире замолвите слово - Ирина Боброва

Сил широко, во весь рот, улыбнулся. Темное бордовое солнце сверкнуло на его белоснежных клыках. Озорные искорки заплясали в круглых, без какого-то намека на ресницы глазах. Сил был вспыльчив, но отходчив, мог загрустить, но не надолго. Ему вообще было несвойственно уныние.

— У нас с ведьмой Сатутрой уже ритуал сложился, — сказал он, кивнув на оставшийся позади городок. — Как услышит, что я выезжаю, тут же на метлу и в город. Ежедневно скандалит со стариком Вельзевулычем, чтобы тот пропустил ее в каморку на чердаке. Облюбовала жилище черта как лучшую наблюдательную точку в городе. Только появлюсь в начале улицы, она уж с ведром на изготовку. Но я всегда успеваю проскочить! Ох и злится же она потом. Два-три раза в неделю все повторяется, — в городе уже ставки делают. Причем все ставят на то, что Сатутра все же выльет помои мне на голову, и только наша малышка Глинни болеет за меня, а ее дружок Нрот делает ставки. Неплохо подзаработал за прошлый месяц.

— Глинни? Наверное, выросла сильно, совсем уже взрослая? Я помню ее застенчивой крохой. Как она?

Силик не ответил. Нахмурился, уставившись на дорогу. Кирпачека охватила тревога: что-то случилось, он кожей чувствовал это. Но спрашивать не стал, ожидая, что брат, как это всегда бывало, сам все расскажет. Однако рыжий здоровяк вдруг сменил тему.

— Слушай, Кирп, я уеду отсюда. В Лохавуд. Клянусь, — необычно спокойно сказал он, и Кирпачек понял: брат действительно уедет, и настроен сделать это как можно скорее. — Знаешь, смотрю лохавудские фильмы и чувствую, что не могу здесь больше, выть хочется, и такое чувство, что дышать нечем. Задыхаюсь я здесь!!! — закричал Силик и, сбавив тон, попросил: — Только отцу не говори, ладно? Мне эти порося уже поперек глотки стоят. Сначала молодняк, потом навоз, навоз и еще раз навоз. Потом — бойня, потом — копчение ушей, засолка хвостов, выделка шкур, консервирование молок и икры. Хорошо еще Глинни взяла бухгалтерию на себя. Хоть этот груз с моих плеч свалился. Пока она маленькой была, ночами приходилось сидеть, подсчитывая расходы и доходы, составлять договоры с покупателями и заполнять кучу налоговых деклараций. Думаешь, мне Интернет для развлекаловки нужен? Сейчас все через Интернет идет: и купля, и продажа, — и всегда можно быть в курсе цен на поросячьи хвосты. А отцу этого не объяснишь…

Кирп не стал возражать Силику. Ему самому часто казалось, что отец живет где-то там, в далеком прошлом, в том прошлом, где завяз не только он, но и весь их консервативный городок.

Брат со злостью крутанул руль и легко вписался в крутой поворот.

— Папаша строит из себя графа и никак не может понять, что он просто мелкий фермер. Он хоть раз чистил грязеемы? Ходит мимо скотных дворов, нос платочком прикрывает. Обидно! Знаешь, как обидно?.. Блюдет манеры и воротит нос от моей пропахшей поросячьим навозом одежды, стесняется моих мозолей, — процедил он сквозь зубы и раздул ноздри. Потом, забыв о том, что за руль желательно держаться постоянно, Сил поднял руки вверх и закричал: — Да я этими руками всю семью содержу! И только из-за моих мозолей наш замок не рассыпался по камешкам, а имущество не пошло с молотка за долги!!!

Кирстен фон Гнорь, отец молодых вампиров, до сих пор грезил о былых временах, когда графское семейство владело всем Кентервильским краем. Поместья и замки, земельные угодья и леса — все это осталось в далеком прошлом. В настоящем граф занимался только тем, что сожалел об утраченном богатстве, власти и влиянии. Сколько раз он пытался получить приглашение к королевскому двору, но его письма никогда не удостаивали даже отказом.

— Ладно, Сил, у тебя золотые руки, ты многое можешь сделать. — Кирпачек успокаивающе похлопал брата по плечу. — А пока возьми руль, а то мы уже метров сто назад прокатились.

Здоровяк схватился за руль и расхохотался — его настроение менялось не только быстро, но и контрастно, без полутонов.

— Ты прав, Кирп, — вскричал он, — ты прав!!! Знаешь, что я буду делать этими руками? Я буду обнимать Демонину, прекрасную Демонину Бич! В Лохавуде!!!

Бывший студент грустно улыбнулся. Сил мог уехать куда угодно, даже в Лохавуд, в Соединенные Штаты Истерики. С тех пор как в СШИ пришла к власти Скандалина Бэд, проблем с эмиграцией не возникало. Она быстро навела в своей стране порядок, о каком в КОШе нельзя было и мечтать. Собственно, здесь о порядке и не мечтали. Бесшабашность — вот основное качество характера, национальная черта и та самая загадка общей души народа, населяющего Королевство Объединенных Шабашей.

— Тпру! — крикнул Сил. — Приехали!

Кабриолет вкатился в открытые ворота замковой ограды, местами сохранившейся почти в первозданном виде. Сил остановил автомобиль под навесом, и братья прошли к парадному входу. Двери тут же распахнулись. Старый камердинер, вампир-оборотень, служивший в замке еще со времен первого графа фон Гноря, поклонился, приветствуя прибывших:

— Добро пожаловать домой, молодой хозяин.

— Да ладно тебе, Чинет. — Кирп, рассмеявшись, помог страдающему ревматизмом слуге разогнуться и крепко обнял его.

Камердинер, смутившись от столь вопиющего нарушения этикета, стукнул посохом и объявил:

— Его сиятельство виконт Кирпачек фон Гнорь.

— Брось ты, Чин! Какие тут церемонии! — Сил хлопнул старика по плечу и первым вошел в холл.

— Действительно, какой век на дворе, а мы все с феодальными примочками носимся. — Кирп улыбнулся слуге, у которого от возмущения с лица сползло выражение каменной неприступности, а сам он, благообразный старикашка, вспомнил об оборотной стороне своей личности, в считаные секунды превратившись в огромную баскервильскую собаку. Вампир, перекинувшись в зверя, возмущенно завыл, поддал лапой упавший жезл и, пронесшись по двору, одним прыжком перемахнул стену.

Кирп поднял жезл, прислонил к стене и вдруг рассмеялся, представив ужасного пса рыщущим по лесу в лакейской ливрее.

Да, здесь ничего не изменилось. Наследник титула на мгновение замер, вдыхая ароматы отчего дома. Приятно пахло сыростью, фосфоресцирующая плесень мерцала на панелях, в канделябрах тихо горели черные свечи, приготовленные из жира нетопырей. Уютный родной замок! Высокие потолки со вкусом задрапированы паутиной, стены украшены картинами, написанными кровью, а сотканным из волокон дурман-травы гобеленам место в музее. Древняя мебель, купленная кем-то из предков миллион лет назад, крепкая, красивая и очень удобная. Шкура того самого йети, съевшего первого графа фон Гноря, лежала перед камином и переливалась белизной так, что резало глаза. Несколько поколений графских детишек устраивали на ней возню, проливали все, что можно и что нельзя, а однажды порося, сбежав из грязеема, проспало на ней несколько часов. Но, несмотря на столь небрежное отношение, шкура по-прежнему сияла редкой в их мире белизной, как будто ее только вчера сняли с чудовища. Именно из-за цвета она стоила бешеных денег. Кирп знал, что отец ни за что не продаст ее. Сколько бы ни предложили денег, граф не захочет лишиться этого символа богатства и предмета зависти многих столичных коллекционеров. Еще в поместье фон Гноря частенько наведывался влиятельный и невероятно богатый чудак, чтобы полюбоваться на шкуру. Кирп знал, что столь ценную вещь отец с легкостью отдаст за подписанное королем приглашение на ежегодный бал, а вот покупатель об этом не подозревал и потому проявлял щедрость, выступая благодетелем и семейства фон Гнорей, и всей Чертокуличинской области. Он надеялся склонить графа продать шкуру. Звали чудака-коллекционера Пурыклом, и хотя он был всего лишь бароном, зато деньги тратил воистину с королевским размахом.