Эскортница по поручительству - Оксана Ильина

– Хорошо, Машенька, – улыбнулась грустно бабушка. – Дочка, я когда из больницы возвращалась, меня встретила Клавдия Тимофеевна. Сказала, что приходил какой-то мужик и долго стучал к нам в дверь. Она, конечно, вышла сообщить, что нас нет дома. И спросила, что передать, а он сказал, передайте, чтоб кредит оплатили…

Застыла, чуть не проглотив язык от шока. Мало того, что звонят сутками напролет, теперь и домой решили заявиться! Это все рамки уже переходит!

– Бабуль, не переживай, пожалуйста…

– Машенька, ты же сказала, что банк дал тебе рассрочку? – спросила бабушка, теребя руками футляр от очков. У нее было очень плохое зрение, катаракта не дает покоя. В том году делали операцию, удалили потемневшие хрусталики и заменили искусственными, но не прошло и года, как болезнь вернулась. Врачи сказали, что такое бывает достаточно часто, особенно у пожилых людей, нужно повторно оперировать. Но бабуля пока не соглашается, уже не веря в хороший результат.

– Наверное, ошибка вышла, – соврала я, не желая тревожить лишний раз бабушку. – Я сейчас позвоню в банк и узнаю…

– Машенька, – взяла она меня за руку, остановив. – Ты, дочка, не смотри на то, что бабушка слепая. Я сердцем чувствую, что ты не договариваешь, боясь меня расстраивать.

Я села рядом с ней на стул и положила голову на ее плечо. Бабушка – единственный родной человек на всей земле, не считая мать, которую я не видела с рождения и которой на меня плевать. У меня сердце кровью обливается, когда она переживает, больше всего на свете я не хотела огорчать бабулю. После смерти дедушки она так долго не могла прийти в себя, и я, будучи тринадцатилетним ребенком, делала все, чтобы заставить ее улыбаться. И сейчас чувствовала физически боль от того, что доставляю ей волнения, но обманывать намеренно тоже не могла.

– Бабуль, умоляю, только, пожалуйста, не переживай. Мне еще не дали ответ от банка, – взяла ее морщинистую руку, погладила и поцеловала. – Но я обязательно со всем разберусь!

Мы с Наташей сидели в столовой и обсуждали какие-то рабочие моменты, когда, сделав глоток чая, подруга сказала:

– Я тут узнала по поводу банкротства физических лиц. Не хочешь попробовать?

– Наташ, думаешь, я не рассматривала этот вариант? – вздохнула я обреченно. – Даже с юристом консультировалась. Только там тоже денег нужно немерено – адвокату заплатить, потом придется оплачивать услуги арбитражного управляющего, и не факт, что суд признает меня банкротом, так как я поручитель. Там столько заморочек, Наталь, чокнешься.

– Да уж, Машуль, одни тупики кругом. Ты сим-карту когда поменяешь? – спросила озабоченно девушка.

– Не знаю, нужно купить дойти, – ответила, пожав плечами. – Этой вообще пользоваться нельзя, сутками напролет названивают. Я позвонила на горячую линию банка, сказала, что напишу заявление на них, потому что больше двадцати звонков в день – это вмешательство в личную жизнь. Да еще и временные рамки нарушают. А там заявили, что номера, с которых мне звонят, не принадлежат банку, поэтому никакую ответственность они за это не несут.

– Да, их, блин, не прижмешь, – скорчила недовольное лицо подруга.

– Вот и не знаю, что делать, – пожаловалась я устало. – Написала заявление в полицию о том, что Леша пропал, но оттуда тоже пока известий нет.

– Ничего, подруга, все обойдется, нужно только потерпеть, – поддержала меня Наташа.

– Угу, – буркнула я, уже переставая верить в то, что все наладится.

И вечером моим сомнениям появилось очередное подтверждение. Не успела открыться дверь лифта, как я увидела на противоположной стене, окрашенной в уже выцветшую голубую краску, черную надпись – "Алексеева Мария, верни долг". Я была в таком шоке, что стояла неподвижно с открытым ртом, даже не заметив, как двери лифта закрылись и он поехал вниз. Тут же сообразив, дрожащей рукой снова нажала свой этаж. Выйдя в тамбур, я невидящими глазами уставилась на огромные буквы в пол стены. Что за жуть? У людей вообще что ли совести нет?! Я была очень расстроена и не услышала, как в квартире соседки щелкнул замок и та встала, сложив руки на груди, рядом со мной.

– Какое безобразие-то, – заохала Клавдия Тимофеевна. – Я смотрела передачу, там рассказывали, какие бесчинства творят коллекторы. Даже страшно из квартиры выходить.

Наверное, в каждом доме есть такие жительницы, которым до всего есть дело, и обо всем они знают. Вот и моя соседка была именно такой – не упускала возможности кого-нибудь обсудить, а потом с этим человеком, о котором отзывалась плохо, стояла и перемалывала косточки другому. Благо, у нее в квартире небыль кошек, но она то и дело у нашего подъезда подкармливала бездомных, которые потом табуном лезли в дом и, извините за выражение, обписали весь подъезд. И с виду Клавдия Тимофеевна вся такая хорошая – за чистотой следит, полы моет, только непонятно зачем, когда мы платим уборщице, и совет всем хочет дать. А на самом деле двуличная женщина, за глаза поливающая соседей грязью.

Я намеренно игнорировала россказни женщины, ведь если завести с ней разговор, потом от нее не отделаться. Но той, видимо, было, что сказать, и она не спешила уходить:

– Машенька, я понимаю, ты не виновата, но почему мы-то должны страдать?

– Клавдия Тимофеевна, я что-то не пойму, как именно вы страдаете? – не выдержала все-таки я.

– Ну как же, посмотри, что наделали, – указала она рукой на исписанную стену. – Я вот смотрела в передаче, что эти гады и двери поджигают. А моя-то рядом с вашей…

– Не выдумывайте, пожалуйста! – оборвала женщину, не дав ей договорить. – Стену я сейчас же отмою! А больше вам не о чем волноваться!

– Машенька, ну нужно ведь что-то с этим решать, – ооо, понеслось, сейчас последует череда советов. – Ты бы подумала над тем, чтобы квартиру разменять. У меня есть риелтор знакомый, она может помочь.

Ну, я не удивляюсь даже, не сомневаюсь, что соседка уже и оценила нашу квартиру. Может быть, и покупателя нашла. Как же злит, когда человек сует нос не в свои дела!

– Мы ни за что не продадим бабушкину квартиру! Это не обсуждается. Разговор закрыт, – ответила я раздраженно и направилась к своей квартире, услышав в след:

– А стену ты отмой, а то вон – срамота какая.

Р-р-р, вот не видят люди граней, и как не ответить грубо в такой ситуации, но мне все же удалось промолчать, только для этого прикусила до боли язык.

Через десять минут, переодевшись в домашнее и не поужинав, я вышла в тамбур с ведром воды и щеткой. Около часа в отчаянье оттирала краску, но все оказалось тщетным. Надпись посветлела на пару тонов и больше не отмывалась. Зато я осталась уже без рук, стерла пальцы до ссадин о грубую стену.

– К черту! – выругалась я, обессилев. – Проще будет закрасить.

Решив не откладывать на завтра, злая до чертиков и голодная как бездомная собака, я поднималась в лифте с банкой краски. Конечно, не рассчитывала на такие затраты, сейчас у меня расписано все до копейки, но выхода не было. Осторожными движениями кисти я замазывала надпись. Просила у продавца краску с несильным запахом, и, похоже, тот сделал все, да наоборот, потому что вонь стояла в тамбуре жуткая. Через час я смотрела на стену, оценивая свои старания. И хотя, прежде чем идти в магазин, я сфотографировала цвет стены и вроде подобрала нужный тон, сейчас это выглядело как яркий голубой квадрат на бледно-синем фоне. Теперь и не знаю, как было лучше. В подтверждение моих мыслей за спиной раздался голос Клавдии Тимофеевны: