Долина лошадей - Джин М. Ауэл

«Может, он дал мне больше, чем хотел… Я вряд ли смогла бы выжить и на сей раз, если бы не знала, что смертельное проклятие заставляет человека искать смерти. В первый раз было куда труднее, правда, сейчас мне пришлось оставить Дарка… Когда Креб сжег все мои вещи, мне хотелось умереть».

Она не могла спокойно думать о Кребе – боль была слишком сильной, рана слишком свежей. Она любила старого шамана так же, как любила Айзу. Он доводился Айзе и Брану братом. У него не было одного глаза и руки, и потому он никогда не ходил на охоту, но ни в одном из родов не было человека, который мог бы сравниться с ним внутренней силой. Его изуродованное, изрезанное глубокими морщинами лицо могло вселить ужас в сердце любого охотника, но Эйле была ведома и иная, тонкая и чувствительная, сторона его натуры.

Он защищал ее, любил как собственную дочь, тем более что своих детей у него не было. За эти три года она успела привыкнуть к тому, что Айзы уже нет в живых. Эйла по-прежнему печалилась о ней, но сердце согревала мысль о том, что у нее есть Дарк. О Кребе она никогда не вспоминала. И тут боль, которую она таила внутри с тех самых пор, как он погиб во время землетрясения, вырвалась наружу. Эйла зарыдала, повторяя его имя:

– Креб… О Креб… Зачем только ты вернулся в пещеру? Как ты мог умереть?

Она рыдала, прижав к лицу мешочек, сделанный из непромокаемой шкурки выдры. Откуда-то из глубины ее тела вырвался тонкий жалобный вой. Она раскачивалась из стороны в сторону и тоненько выла, изливая боль, тоску, отчаяние. Рядом с ней не было ни единого сородича, который мог бы разделить ее страдания. Она скорбела и печалилась одна, и от этого ей становилось еще более одиноко.

Вскоре ее причитания стали стихать. Она чувствовала себя совершенно обессиленной, однако ужасная боль заметно ослабла. Тяжело вздохнув, Эйла направилась к реке и омыла лицо холодной водой. После этого она вернулась к корзине и положила в нее мешочек с талисманом. Проверять его содержимое Эйла не собиралась – она прекрасно знала, что находится внутри.

Она взяла было в руку палку-копалку, но тут же отбросила ее в сторону. Печаль сменилась гневом. Бруд не сумеет погубить ее!

Эйла вновь глубоко вздохнула и заставила себя вернуться к укладке корзины. Она положила в нее орудия для добывания огня и рог зубра, после чего достала из складки накидки несколько кремневых орудий. Из другой складки она выудила круглый голыш, подбросила его в воздух и ловко поймала той же рукой. С помощью пращи можно было метнуть любой камень нужного размера, но самые точные броски выходили в тех случаях, когда снаряд был гладким и круглым. Именно по этой причине она и таскала с собой такие камни.

Наконец она потянулась к своей праще, полоске оленьей кожи с выпуклой центральной частью, куда вкладывался камень, и сужающимися к краям концами, перекрученными от частого пользования пращой. С этим орудием она не рассталась бы ни за что на свете. Эйла развязала длинный кожаный ремешок, подпоясывающий ее тонкую мягкую накидку, сделанную из шкуры серны, в складках которой тоже хранилось немало вещей. Накидка соскользнула с ее плеч и упала наземь. Теперь на Эйле не было ничего, лишь мешочек с амулетом висел на шнурке, надетом на ее шею. Она сняла и его и тут же боязливо поежилась – без амулета она чувствовала себя совершенно беззащитной. Амулет, лежавший в мешочке, придавал ей сил и наполнял душу уверенностью и покоем.

Этим и ограничивалось ее имущество. Этих предметов было достаточно для того, чтобы она могла выжить. Разумеется, нужно было обладать знанием, навыками, опытом, сообразительностью, решимостью и смелостью.

Она бросила амулет, пращу и орудия в мягкую накидку и, свернув ее, положила в корзину, после чего накрыла медвежьей шкурой и обвязала длинным ремнем. Затем она обернула этот узел шкурой зубра и привязала его плетью ломоноса к коряге, поместив корзину возле развилины.

Какое-то время она смотрела на реку, на дальний ее берег, думая о своем тотеме, затем засыпала костер песком и столкнула бревно со своими драгоценными пожитками в воду, оставив поваленное дерево выше по течению. Эйла заняла место возле раздвоенного конца коряги, держась руками за обрубки ветвей, и с силой оттолкнула ее от берега.

Ледяная талая вода обожгла ее нагое тело так, что дыхание стало заходиться от холода. Эйла немо разевала рот, пытаясь вдохнуть воздух полной грудью, но ей это никак не удавалось. Мощное течение повлекло корягу к морю, бросая ее меж бурунами. Бревно не переворачивалось только потому, что имело широкую развилину. Эйла изо всех сил работала ногами, пытаясь совладать с бурным течением.

Она продвигалась вперед до обидного медленно. Эйла то и дело поднимала голову и с надеждой устремляла свой взор к дальнему берегу, однако тот каждый раз оказывался куда дальше, чем она полагала. Она плыла вниз по течению. К тому времени, когда река пронесла ее мимо того места, в котором Эйла надеялась завершить свою переправу, она уже совершенно выбилась из сил, начинало сказываться и переохлаждение. Ее била крупная дрожь. Мышцы страшно ныли. Эйле казалось, что к ее ногам привязаны тяжеленные камни, однако она упрямо продолжала двигаться.

В конце концов она сдалась, решив отдаться необоримой мощи ледяного потока. Река тут же подчинила ее своей власти – теперь уже не Эйла направляла свою корягу, а коряга влекла за собой Эйлу.

Ниже по течению река делала неожиданный изгиб, она резко уходила на запад, обходя каменистую косу. Когда Эйла оставила свои попытки пересечь водный поток, она уже преодолела три четверти пути. Увидев каменистый берег, она собрала остаток сил и вновь заработала ногами. Тело отказывалось повиноваться. Эйла зажмурилась и плотно сжала зубы, решив бороться до последнего.

Внезапно она услышала громкий скрежет – бревно село на камни и уже в следующее мгновение остановилось.

Эйла не могла даже двинуться. Она продолжала лежать в воде, крепко держась за обрубки веток. Внезапно набежавшая волна смыла корягу с острых камней, отчего сердце молодой женщины наполнилось ужасом. Она заставила себя подняться на колени и, вытолкнув бревно на мелководье, вновь рухнула в воду.

Отдых ее был недолгим. Дрожа от холода, она выбралась на каменную косу, ослабила узлы плети и перетащила корзину на берег. Она попробовала было развязать ремень, однако руки ее свело так, что об этом не приходилось даже и мечтать.

Ей помогло провидение. Ремень, на котором оказалось слабое место, с треском лопнул, и Эйла смогла достать из своей корзины медвежью шкуру. Она отставила корзину в сторону, завернулась в сухую шкуру и мгновенно уснула.

Едва придя в себя после опасной и трудной переправы, Эйла направилась на север, чуть отклоняясь к западу. Дни становились все жарче и жарче. Она продолжала бродить по степям, надеясь найти следы людей. Цветы, украшавшие степь чудесным ярким ковром, успели завянуть, травы доходили Эйле до пояса.

Она добавила к своему питанию клевер и люцерну, а вскоре, к несказанному своему удовольствию, обнаружила богатые крахмалом, немного сладковатые земляные орехи, а также молочные стручки вики с овальными зелеными горошинами. Эйла легко отличала вику от ее ядовитых сородичей и поэтому спокойно поедала ее стручки и корни. Лилейник уже отцвел, но корни все еще оставались мягкими и нежными. На кустах смородины стали появляться первые темные ягодки. Не было недостатка и в листьях амаранта, горчицы и крапивы.