Перламутровая чешуйка - Ник Такаранов

латанной-перелатанной рубахе, встряхивая Рина за грудки, — Всё равно ж догнали.

Видимо не удовлетворившись отсутствием ответа на свой вопрос, Тирн в такой же неспешной манере, в которой разговаривал, отвёл руку назад, и в глаз Рину прилетел кулак.

«Теперь будет синяк», — отстранённо подумал мальчик и приготовился к продолжению экзекуции.

На Тирна и компанию Рин натолкнулся на одной из улиц, когда, окрылённый удачей, совершенно забыл об осторожности и буквально вылетел навстречу всей вороватой ватаге. Те сразу каким-то внутренним чутьём догадались, что сегодня с подростка можно будет стрясти деньжат, и Рин вновь бросился бежать, на этот раз петляя, как только возможно, потому что сзади его с криками и угрозами, медленно но верно настигала банда беспризорников. Загнанный погоней на территорию бараков, где обитали совсем уж бедные или больше времени проводившие на воде, нежели на суше, жители, он сам не заметил, как упёрся носом в забор, а когда осознал, бежать уже было поздно — выход из подворотни перегородил Тирн и два его подпевалы.

…Хулиган тем временем похоже решил, что пока что достаточно наставительного тумака, и дал команду прихвостням обшарить пришитые на штаны карманы. Там, как и у любого думающего человека, собравшегося как следует пробежаться, было пусто. Однако бугай, глядя прямо в «пылающие любовью» глаза подростка, аккуратно встряхнул того ещё раз, а после довольно ухмыльнулся. Край старой, но всё ещё хорошей куртки, был отогнут, из ещё одного кармана вынуты все деньги, и Тирн с соратниками, кинув Рина к дощатой стене и попинав для острастки, удалился, довольно подбрасывая в руке десять медяков.

Окончательно убедившись, что все ушли, Рин ещё немного полежал в грязи, а после вскочил, по-собачьи отряхнувшись, и ещё раз огляделся по сторонам. Не обнаружив никаких видимых засад, он, тем не менее, аккуратно отвернулся к злополучному забору и только после этого вытащил изо рта серебряную монету. Не поворачиваясь, мальчик аккуратно убрал монетку во внутренний карман куртки, и, осторожно выглянув из подворотни, не спеша потрусил в сторону, обратную той, куда удалилась шайка Тирна.

***

— Опять ты изгваздался. Где прикажешь брать тебе чистую одежду? — женщина сердито упёрла руки в бока.

— Ну мам…

— Что «ну мам»? Самому же мыть теперь придётся, хорошо хоть новой недавно купили… — женщина вернулась к занятию, от которого её оторвал вернувшийся с неудачной рыбалки сын, и до Рина теперь долетали лишь редкие обрывки беззлобного ворчания.

Лира была красива. Несмотря на рождение сына, которому уже вот-вот должно было исполниться пятнадцать, она не растратила своего природного обаяния. Редкие морщинки, появившиеся к тридцати годам, лишь облагородили её лицо более зрелой красотой. Мальчик невольно залюбовался матерью, с обретающимся в душе покоем наблюдая за её делами.

Женщина, стянув в тугой пучок каштановые волосы, в переднике, с въевшимся, казалось, на века в ткань соком от растений, которые она постоянно обрабатывала, делала настойки на продажу, помешивая в котелке варево из магических трав. Их она собирала по времени, в зависимости от того, когда наступает подходящий срок сорвать тот или иной ингредиент.

В хибаре стоял такой родной и такой приятный терпкий запах высушенных и только-только подготавливаемых к сушке растений. В углу, в той стороне, где вставало солнце, располагалась дощечка с искусно вырезанной, двенадцатиконечной звездой, выкрашенная в жёлтый цвет. В другом, рядом с печкой, на которой сейчас творила волшебство, превращая растения в полезные настойки, мама, сушился лён, который потом предполагалось использовать для изготовления ткани и пошива одежды.

Оставшиеся два угла старой покосившейся избушки занимали добротный стол с двумя лавками, оставшийся ещё с тех времён, когда был жив отец, и сейчас стоявший слева от двери и мамин уголок, где опытная травница хранила ступки, пестики, разные баночки с необходимыми ингредиентами и… ароматные травы, немного соли, а также разную кухонную утварь. Перед приёмом пищи лаборатория алхимическая (если можно обычное травничество считать алхимией) превращалась в лабораторию, предназначенную для приготовления пищи, где Лира, как хорошая домохозяйка, творила из имеющихся ингредиентов что-то невообразимое.

В общем, и связки лекарственных растений, развешанные под потолком, и видавшая виды печка, и старый, но всё ещё крепкий стол говорили об одном — он дома, и от осознания этого факта Рину всегда становилось хорошо, какие бы беды не ожидали его там, на улице.

— Ну как, поймал сегодня что-нибудь, «рыбак»? — Лира закончила готовить эликсиры к завтрашнему приезду торговцев, и теперь с улыбкой посматривала на сына.

— Да! — обрадованно вскинулся тот, но затем чуть стушевался, — Только я её уже продал…

— И с каких же это пор рыбаки стали покупать мальков, которые шныряют около берега? — задорно подмигнула Рину мать.

— И ничего там не мальки, — мгновенно оскорбился мальчик, неприметно для себя включаясь в шутливый спор, — И я не на причале продавал, а у Вома.

— Вом же вроде не покупает обычную рыбу… — растерянно пробормотала Лира.

— Ага! Мам, представляешь, я сойку поймал! — радость мальчика можно было вёдрами черпать, — Он мне целый серебряный дал, гляди! — из-за пазухи была вынута злополучная монета, гордо продемонстрированная ошеломлённой травнице.

— Умница ты моя, — Лира бросилась обнимать сына, совершенно забыв, что тот сейчас изгваздан в грязи, что тот поросёнок, однажды выскочивший из одного дома в дождливую погоду на размытую водой дорогу, — как раз завтра вечером приплывают торговцы, купишь себе чего-нибудь.

— Мам, я же сейчас грязный, и… я тебе его хотел отдать! — удивлённо воскликнул Рин.

— Не может быть и речи, — женщина вновь стала серьёзна, как она выглядела всегда, когда не приемлела возражений, — Ты сам поймал эту рыбу, тебе и решать, на что потратить деньги с продажи.

Мальчик нехотя кивнул, и Лира, снова улыбнувшись сыну, занялась готовкой.

***

Рин аккуратно лёг на лавку и притворился, что спит. Он не стал говорить матери про десять медяков. Ему не было стыдно за своё поражение, он не боялся показаться не способным постоять за себя ребёнком, при первой опасности прячущимся за мамину юбку. Просто мальчик знал, на что Тирн тратит отнятые деньги.

Парень тащил на своих плечах всю ватагу беспризорников, включая тех, кому едва исполнилось достаточно лет, чтобы твёрдо ходить и внятно разговаривать. Человек, старательно избивавший и обиравший тех, у кого были семьи, хватался за любую работу, какой бы тяжёлой она ни была. Его нередко можно было видеть на пристани, таскающим тяжёлые мешки, или в единственном на весь остров хлеву, где он методично чистил загоны для скота и задавал корм животным.

Деньги, отнимаемые у более обеспеченных ребят, были просто ещё одним способом заработка. Когда Рин узнал об этом,