Ледяное забвение - Александр Ковалевский

Заговорщики планировали устранение фюрера после отдачи им приказа о нападении на Чехословакию, однако их планы спутало Мюнхенское соглашение, согласно которому Великобритания и Франция уступили Гитлеру и позволили ему захватить Судетскую область без единого выстрела. Превосходно вооруженная чехословацкая армия безропотно пропустила части вермахта в Судетскую область, и руководители антинацистского заговора от своих планов свержения Гитлера отказались, ведь основная цель переворота заключалась в предотвращении вооруженного столкновения, которого не случилось.

В последние часы своей жизни Гюнтер очень сожалел о том, что заговорщикам не удалось еще тогда, в 1938-м, устранить фюрера, чтобы предотвратить развязанную им вскоре Вторую мировую войну. И перед тем как уснуть навеки, он написал, что покидает этот мир с твердым убеждением, что покушение на Гитлера заговорщики должны осуществить любой ценой. Ведь даже если попытка убить фюрера потерпит неудачу, сам факт того, что немецкое Сопротивление пошло на такой решительный шаг, спасет честь Германии в глазах всего мира.

Магду потрясло до глубины души дошедшее до нее через столько лет признание отца в том, что он состоял в антигитлеровском заговоре, участников которого теперь чествовали в Германии как национальных героев. Она ужасалась при мысли, что, доживи ее отец до 20 июля 1944 года, когда заговорщики неудачно попытались взорвать Гитлера в его ставке «Волчье логово», он мог бы разделить их страшную участь: пять тысяч предполагаемых и действительных участников «заговора 20 июля» были арестованы, двести из которых были приговорены к долгой и мучительной смерти через повешение на рояльной струне.

Никто из участников заговора не готовил для себя пути отступления на случай провала мятежа. Офицеры и генералы, участвовавшие в заговоре, были уверены, что их приговорят к расстрелу, и видели свой долг в том, чтобы умереть с достоинством. Они не представляли, какая участь их ожидала.

Изматывающие пытки и шантаж расправы с их родными и близкими принесли в скором времени доказательства наличия многолетней оппозиции режиму — в частности, изобилие писем и дневников, в которых участники движения Сопротивления не скрывали своей ненависти к фюреру.

С момента начала допросов Гитлер ежедневно получал подробное донесение об их результатах, а также информацию об арестах и казнях, которую он «жадно проглатывал». Он вызвал председателя Народного трибунала Роланда Фрайслера, а также главного палача к себе в ставку и потребовал, чтобы к осужденным не приглашали священника и чтобы они вообще были лишены всего, что каким-либо образом облегчило бы их участь.

Разъяренный Гитлер требовал, чтобы «их повесили — повесили, как скотину», и 8 августа 1944 года первые восемь заговорщиков были казнены в тюрьме Плётцензее. Облаченных в одежду каторжников и деревянные башмаки, их по одному заводили в помещение, где происходила казнь. Их вели мимо гильотины и подводили к крюкам, укрепленным на свисавшем с потолка рельсе. Палачи снимали с них наручники, набрасывали им на шею петлю и раздевали до пояса. Затем они вздергивали осужденных вверх, затягивали петлю и, когда те уже начинали биться в удушье, стягивали с них штаны. Все это снимали на кинопленку под свет софитов, дабы фюрер мог насладиться зрелищем кровавой мести, и уже в тот же вечер Гитлеру демонстрировали казни со всеми их подробностями, вплоть до последних конвульсий осужденных.

Родственники заговорщиков тоже были подвергнуты жесточайшим репрессиям, а их детей нацисты под новыми фамилиями помещали в детский дом.

Казни продолжались до апреля 1945 года. Среди казненных за участие в «заговоре генералов» были люди, о которых Гюнтер часто упоминал в своих записях. Это были друг его детства Дитрих Бонхеффер и высокопоставленный офицер абвера Ханс Остер, казненные по приказу Гитлера с особой жестокостью за месяц до окончания войны. Их тела были сожжены на костре во дворе тюрьмы, а пепел развеян.

«Не нужно совершать подвигов, надо не совершать подлостей в жизни», — прочитала Магда в дневнике своего отца. Эта запись многое объясняла в его характере. И пусть Гюнтер Келлер, по его собственному признанию, не был готов к самопожертвованию ради общего дела, как другие участники Сопротивления, и ничего особо героического в своей короткой жизни не успел совершить, для Магды важен был сам факт, что ее отец не принял нацизм. Чего она, к сожалению, не могла сказать о своей маме, которая, как и миллионы ее соотечественников в то время, боготворила фюрера. И даже спустя много лет Ирма, работавшая у Гитлера гувернанткой почти четыре года, говорила своей дочери, что она просто не может поверить в то, что по его приказу делались такие кошмарные вещи, и предпочитала вспоминать те черты его натуры, которыми она была тогда очарована.

О своей работе в горной резиденции фюрера в Бергхофе она вспоминала часто, рассказывая, как ежедневно вставала в шесть утра и первым делом кормила собак — немецких овчарок Гитлера. Фюрер, по ее словам, спал в очень скромно обставленном кабинете на железной кровати, над которой висел портрет его матери. В обязанности Ирмы входил и разбор корреспонденции шефа, как прислуга между собой называла Гитлера, а также сортировка подарков от его многочисленных почитателей. Их по приказу фюрера раздавали более бедным соседям. Некоторые безделушки, вроде вышитых поклонницами подушек со свастикой на фоне восходящего солнца и клятвами в вечной преданности, Гитлер оставлял себе. Прибиравшаяся в его комнате Ирма всегда недоумевала, зачем он хранит весь этот хлам, и однажды Гитлер, будто угадав ее мысли, смущенно признался: мол, он сам знает, что эти вещи некрасивы, но многие из них — подарки, сделанные от всего сердца, и он не хотел бы с ними расставаться.

Ирме также приходилось общаться и с любовницей фюрера Евой Браун, пожелавшей ограничиться только ведением хозяйства в Бергхофе, чем до своего замужества занималась ранее сестра Гитлера. Внешне фройляйн Браун была типичной столичной секретаршей со светскими манерами, но при этом ей были совершенно чужды замашки кинозвезды, и с прислугой Ева вела себя не как госпожа, а как их лучшая подруга.

По мнению Ирмы, Ева Браун хотя и производила впечатление очень ухоженной и жизнерадостной молодой женщины, на самом деле была не так уж хороша собой для такого мужчины, как фюрер. Разбирая письма, которые Адольф Гитлер еще до прихода к власти тысячами получал от своих фанатичных поклонниц, Ирма поражалась тому, как он умел так очаровывать женщин, что зрелые матроны сходили по нему с ума, точно девчонки. В одних письмах добродетельные замужние дамы умоляли его стать отцом их детей, в других посланиях девицы клялись фюреру в вечной любви и обещали покончить с собой, если он не ответит им взаимностью, в третьих было вообще что-то вопиющее, написанное явно ненормальными людьми. В личном кабинете Гитлера лежали стопки толстенных папок с этими письмами под общим заголовком «Полоумные»!

Сам же фюрер был с женщинами всегда исключительно учтив и обходителен. Каждой он целовал ручку, даже замужним секретаршам, заставляя тех поверить, что он считает их красавицами и восхищается ими. Он уважительно здоровался с ними, пропускал вперед и в их присутствии никогда не садился первым. В общении с дамами его гортанный голос становился обволакивающе мягким, с заботливыми интонациями. На своих «пишущих дам», к которым он любил обращаться «моя красавица» и «прекрасное дитя», фюрер никогда не кричал, даже если те допускали грубые ошибки.