Ярость - Стивен Кинг

Затем я сел, скрестив ноги.

— Не хотите ли поговорить о том, как Вы бегали за каждойюбкой во время учебы в университете? Помните, какой Вы устроили скандал?

— Вы развращены, молодой человек. У Вас не только грязныеслова, но и грязные мысли.

— Да пошел ты… — сказал я и расхохотался ему в лицо.

Он побагровел и встал со стула. Он медленно подошел кписьменному столу, медленно, как будто его тело нуждалось в смазке, и схватилменя за шиворот.

— Вы должны разговаривать более уважительно со мной.

Он произнес это почти не дыша, поэтому его голос напоминал сдавленноехрюканье.

— Гадкий маленький подонок, Вы должны разговаривать со мнойболее почтительно.

— Поцелуй меня в задницу, — сказал я. — Ну-ка, расскажи, какты бегал по бабам. И тебе полегчает. Брось нам свои трусы! Брось нам своитрусы!

Он отошел от меня, прижимая руки к телу, словно его толькочто укусила в пах бешеная собака.

— Вон отсюда! — заорал он. — Принеси свои учебники, оставьих здесь, а затем убирайся. Твое исключение из школы и перевод в Гринмэнтлвступает в силу с понедельника. Я поговорю с твоими родителями по телефону. Асейчас убирайся. Я не хочу больше тебя видеть.

Я встал, расстегнул две нижние пуговицы на рубашке, вытащилее из брюк и расстегнул ширинку. До того, как он успел сделать какое-либодвижение, я открыл дверь и, шатаясь, вышел в приемную. Мисс Марбл и Эл Латропсидели за письменным столом. Они оба посмотрели на меня с испугом ипереглянулись. Они явно решили сыграть в знаменитую американскую салонную игрупод названием «Мы действительно ничего не слышали, не правда ли?»

— Вам лучше присмотреть за нашим директором, — прошептал я.— Мы сидели за столом и разговаривали о его успехе у женщин, как вдруг онперепрыгнул через стол и попытался меня изнасиловать.

Мистер Денвер смотрел на меня через стекло двери. Я удрал, аон остался стоять там, злой как фурия, растерянный и виноватый одновременно.

— Пусть кто-нибудь позаботится о нем, — сказал я, а затемпрошептал мистеру Денверу: — Брось нам свои трусы, о'кей?

Я открыл дверь и медленно вышел из приемной, застегиваяпуговицы и ширинку, заправляя рубашку. Это был самый подходящий момент, чтобыоправдаться. Но он не сказал ни слова.

Я знал, что старина Том просто был не в состоянии что-нибудьсказать. Он был велик, когда объявлял по внутренней связи о начале школьноголенча, но это совершенно разные вещи — абсолютно разные. Он ничего не могподелать со мной. Может быть, он ожидал, что после всего этого мы с улыбкойпожмем друг другу руки и торжественно отметим восьмой семестр моего обучения вПласервилльской высшей школе. Но несмотря на все случившееся, он действительноне ожидал от меня такого непредсказуемого поступка. Вся эта история могла бытьпредназначена только для клозета, скомканная вместе с теми непристойнымижурналами, которые вы никогда не показываете своей жене. Он стоял там, и ничтоему не приходило в голову. Несмотря на все инструкции о том, как вести себя сдетьми-хулиганами, он не ожидал, что будет иметь дело со студентом, атакующимего на личном уровне.

Казалось, мистер Денвер сходит с ума. Это ужасно егораздражало. Кто мог понять его лучше, чем я? Я собирался защищаться. Я былготов к этому с тех пор, когда понял, что люди могут следить за мной иконтролировать мои действия.

Я предоставил ему шанс.

По пути к лестнице, я ждал, что за мной погонятся. Убегатьне хотелось. Я загадал, что либо дойду до угла, либо не достигну его никогда.Погони не последовало.

Это и спровоцировало меня на дальнейшие действия.

Я спускался по лестнице, насвистывая, и чувствовал себяпрекрасно. Иногда так бывает. Когда дела плохи, нужно выбросить все из головы иуехать на некоторое время во Флориду. Уходя, вы бросаете взгляд на горящиймост, который подожгли собственными руками.

На втором этаже я столкнулся с незнакомой прыщавой девицей вочках в роговой оправе. Она несла связку учебников по секретарскому делу.Повинуясь какому-то неясному порыву, я обернулся и посмотрел ей вслед. Со спиныона могла претендовать на звание Мисс Америка. Это было замечательно.

Холл первого этажа был пуст. Ни души. Слышно было толькопчелиное жужжание печатных машинок, благодаря которому все школьные зданиясовременные, из стекла и бетона, либо старые, воняющие краской для полов,похожи друг на друга. Шкафчики для одежды стояли стройными рядами, как часовые.Между ними виднелись проемы дверей и фонтанчики с питьевой водой. В кабинетеномер 16 шел второй урок алгебры, но мой шкафчик находился в другом конце зала.Я подошел поближе и внимательно осмотрел его.

Мой шкафчик. Надпись, собственноручно напечатанная мною наспециальном бланке, гласила: «Чарльз Деккер». Эти бланки нам выдавали в началенового учебного года. Мы подписывали их с особым усердием и на первой переменеприклеивали на дверцы. Ритуал был так же стар и священен, как Первое Причастие.На втором курсе мы уже не испытывали былого трепета. Помню, после раздачибланков, продираясь через толпу в холле, ко мне подошел Джо Мак-Кеннеди снаклеенной карточкой на лбу и похабной улыбкой на лице. Сотни шокированных первокурсников,на груди которых красовались маленькие желтые таблички с именами, взирали сужасом на это святотатство. Я чуть не надорвал живот от смеха. Естественно, Джооставили после уроков, но это было великолепно. Это был мой день. Вспоминая обэтом, я думаю, что это был мой год.

И вот я снова здесь, между шкафчиками Розанны Дебенс и КарлыДенч, девушки, которая душится розовой водой каждое утро. Этот запах отнюдь неспособствовал удержанию завтрака в моем желудке.

Но все это в прошлом.

Серый шкафчик, пяти футов в высоту, на замке. Висячие замкинам выдавали вначале года вместе с бланками. «Тайтус» — было выгравировано нанем. Я — Тайтус, Полезный Замок.

— Тайтус, старина, — прошептал я. — Старый верный мудак!

Я протянул к нему руку, но в этот момент на меня нашлокакое-то странное оцепенение. Тайтус медленно начал удаляться. Казалось, моярука непонятным образом удлинилась на тысячи миль, заполняя собойобразовавшееся пространство. Черная блестящая поверхность замка взирала на меняуспокаивающе, не осуждая, но, конечно, и не оправдывая. На мгновение я закрылглаза. Мое тело, казалось, обвивали чьи-то невидимые руки.

Когда я пришел в себя, Тайтус был зажат у меня в руке.Пропасть исчезла.