Плотское желание - М. Джеймс

class="p1">Такая женщина, как Эмма, могла бы быть родом с другой планеты — настолько мы с ней непохожи.

К тому же, напоминаю я себе, когда Эмма приглашает меня подойти, и я встаю, она здесь по делу. Постарайся быть профессионалом.

Мой член уже достаточно размягчился, чтобы я мог хотя бы пройтись по комнате, не задумываясь, не опозорюсь ли я, если Эмма заглянет мне ниже пояса. И все же мне приходится прилагать усилия, чтобы не допускать в голову мыслей, которые могли бы это изменить. Эмма стоит рядом с одним из барных стульев и приятно улыбается мне, когда я подхожу.

— Ты должен простить меня, — говорит она, когда я сажусь. — Я принесла с собой папку с трафаретами, но Рико не ввел меня в курс дела. Где будем делать?

— На спине. — Я сажусь на табурет напротив стойки и тянусь к верхним пуговицам рубашки. — На всю спину.

— И ты же знаешь, что для этого потребуется несколько сеансов, верно? — Эмма с любопытством смотрит на меня. — Рико будет заниматься остальными. Тебе удобно, что над тобой работают два разных художника?

— Твой стиль очень похож на его. — Я стягиваю с себя рубашку и замечаю, как Эмма делает небольшую паузу, ее взгляд переходит на мою обнаженную грудь, словно она не может удержаться. — Я не вижу никаких проблем в том, чтобы вы оба поработали над этим.

— Хорошо. — Эмма достает трафареты и рассматривает их. — Это прекрасный дизайн. Вы вместе его придумали?

— Идея была моя. Он просто собрал ее воедино. — Я делаю паузу, глядя на нее. — Если ты хочешь что-то добавить…

Глаза Эммы сужаются, когда она смотрит на дизайн.

— Может быть, дополнительные цветы, вот здесь… — Ее пальцы касаются края моего плеча, слегка касаясь моей кожи, и мой предательский член снова дергается у бедра.

Что, черт возьми, происходит со мной сегодня? Не то чтобы я изголодался по удовольствию — две ночи назад губы моей спутницы обхватили меня, как раз перед тем, как я кончил ей в горло. Но каким-то образом легкие прикосновения Эммы, когда она прорисовывает места, где хотела бы добавить детали к татуировке, вызывают во всем моем теле горячее желание, которое отличается от привычной похоти.

В ее прикосновениях есть непривычная нежность. От нее по телу проходит боль, от которой мне становится не по себе, потому что я не уверен, что когда-либо чувствовал это раньше. И если бы я собирался это почувствовать, то не с кем-то вроде нее.

С кем-то, совершенно не подходящим не только для меня, но и для всего, что я могу захотеть.

— Я собираюсь начать наносить трафареты. — Несмотря на то, что сегодня я нанесу только часть трафарета, я все равно собираюсь нанести весь рисунок, чтобы увидеть, как все будет выглядеть. У Рико есть много дополнительных трафаретов, так что не беспокойся об этом.

— Как сочтешь нужным. — Я тоже так считаю. Если уж на то пошло, я чувствую уверенность в том, что она знает, что делает. Ее прежняя неуверенность полностью исчезла, и я завороженно наблюдаю за тем, как она начинает готовить меня к сеансу. Особенно ее руки: длинно-палые и изящные, и я, прежде чем поймать себя на мысли, воспроизвожу, как они проводят по моим плечам. Я прислоняюсь к стойке, пока она выдавливает чернила в маленькие колпачки, подключает тату-машинку и проверяет ее, прежде чем надеть пару перчаток и обойти меня сзади, чтобы начать наносить трафареты.

Даже благодаря слою латекса между ее кожей и моей, мне все равно приходится сдерживать себя, чтобы не задрожать от ее прикосновения. Не думаю, что мне это полностью удалось, потому что я слышу ее тихий смех за спиной, когда она прижимает первый трафарет к моему плечу, разглаживая его по коже.

— Холодно? — Дразняще спрашивает она. — Это твой дом, знаешь ли. Он может быть теплым или холодным, как тебе нравится.

— Я не думал, что мне придется его нагревать. — На самом деле мне не холодно. Моя кожа нагревается везде, где она прикасается ко мне, посылая по телу прилив тепла, который противоречит прохладным ощущениям от ее прикосновения к трафарету татуировки.

— Калифорнийские ночи могут быть прохладными. — В ее голосе звучит непринужденный тон человека, ведущего светскую беседу, но я не могу отделаться от мысли, что слышу подтекст чего-то еще, если только мне это не кажется. Ее рука гладит другое мое плечо. — Мне это нравится. Мне нравится гулять по пляжу за моим домом в такие вечера.

— Это то, от чего я тебя сейчас отвлекаю? Мои извинения. — Я чувствую, как сжимается моя челюсть, когда ее рука проводит по центру моей спины. Я уже сделал много татуировок, у меня все руки в чернилах, а также верхняя часть груди, но никогда раньше процесс нанесения не казался мне чувственным. Ничто в этом не должно быть даже отдаленно сексуальным, и все же с каждым движением ее руки по моей коже я чувствую, как мой член растет от интереса, вздымаясь вдоль бедра, пока я не задаюсь вопросом, смогу ли я вообще встать.

— Нет, иначе я была бы сейчас на работе. — В ее голосе звучит нотка юмора. — У меня были другие клиенты сегодня вечером. Но они были готовы перенести встречу.

Я не упускаю из виду, как резко она это говорит. Я, конечно же, не захотел переносить встречу, в результате чего она оказалась здесь вместо Рико.

— Я занятой человек. Я не могу просто перетасовывать дела по своему усмотрению. Кроме того, тебе хорошо заплатили за сегодняшний вечер… Не могу представить, что это так уж сильно мешает…

Эмма фыркает, разглаживая последнюю часть трафарета на моей пояснице.

— Мне за это не платят, — резко говорит она. — А вот моему боссу — да. А теперь иди и посмотри в зеркало, — добавляет она, отклеивая трафарет. — Дай мне знать, если захочешь что-то изменить или передвинуть. В этом случае мне придется сделать все заново. Но лучше знать сейчас, чем потом, когда это навсегда останется на твоем теле.

Черт. Где-то в середине разговора и ее прикосновений мой член встал на полную мощность. Я не могу придумать, как мне встать так, чтобы она этого не заметила. У меня нет недостатка в этом, и я чувствую, как он напрягается в ширинке.

— Я доверяю тебе. — Слова вырываются быстрее, чем следовало бы, и я стискиваю зубы, надеясь, что она не заметит. — Я уверен, что все выглядит идеально.

— Лучше, если ты проверишь. — В ее голос вернулся юмор, но в нем также