Преломляя свет (ЛП) - Горбов

пути домой после работы: теплые лучи закатного солнца, неровная брусчатка и проносящийся мимо мопед Vespa{?}[культовый итальянский мопед, производится с 1946 года]. Все напоминало ей о том, как сильно это место отличается от дома. И насколько же это прекрасно.

Однако Гермиону не покидали тревожные мысли. Сейчас самый разгар войны. Время, когда ты постоянно находишься в подвешенном состоянии, так как не можешь быть уверен в том, что будет дальше. Периодически волны парализующего страха за друзей, родителей и будущее накрывали ее. Но все эти переживания помогали наслаждаться моментом и радоваться мелочам. Например, прогулкой до своей маленькой уютной квартиры после успешного рабочего дня.

Через пару минут она дошла до входа в здание, где располагалась квартира. Отперев огромную деревянную дверь, она поднялась по высокой винтовой лестнице на четвертый этаж. Входя внутрь, Гермиона была предельно осторожна и сразу заметила, что что-то изменилось.

Осмотревшись по сторонам, она обратила внимание на дорожную сумку возле стола и завернутые в бумагу подсолнухи на кухонной стойке. И в этот момент до нее донесся звук воды из душевой ниже по коридору, а в воздухе начал витать слабый сладковатый аромат.

Ее напарник приехал.

Нервы сжались в тугой комок, и она занялась поиском вазы для цветов, попутно распахивая окно во избежание послеполуденной жары от палящих лучей. Предположив, что Луна может быть голодна, Гермиона поставила кипятиться воду для приготовления пасты. Пока вода нагревалась, она вспомнила о купленном на овощном рынке салате и решила, что поздний ужин может оказаться не таким уж и плохим. Может, Луна захочет выпить чаю? Или здесь слишком жарко для такого напитка? Неотрывно глядя на чайник и полностью погружаясь в свои мысли, она стояла посреди кухни, пока не услышала звук открывающейся двери в коридоре.

Гермиона повернулась в сторону звука с улыбкой, и слова приветствия почти слетели с ее губ.

Почти.

Ее улыбка мгновенно испарилась, как только она взглянула на вошедшего.

— Лаванда Браун? — шок, который она испытывала внутри, насквозь пропитал ее слова. Но на замену ему быстро пришла ярость. — Что ты здесь делаешь?

— Я твой напарник, — просто и коротко ответила Лаванда, дотронувшись до кончика полотенца, в которое были завернуты мокрые волосы.

Застыв на месте, Гермиона несколько раз моргнула, безуспешно пытаясь вымолвить хоть слово. Тем временем, Лаванда сделала небольшой шаг вперед.

— Знаю, это неловко, но, — начала она.

— Неловко?! — злобно усмехнулась Гермиона. — Это чертов абсурд!

Лаванда вздохнула и перевела взгляд в сторону.

— Я понимаю, какой шок ты сейчас испытываешь. У меня была пара дней, чтобы свыкнуться с этой информацией, но я до сих пор… — она не стала договаривать фразу и взмахнула рукой. — Но вот мы здесь.

— Зачем тебе вообще понадобилась защита? — закричала на нее Гермиона.

Она всерьез подумывала о том, чтобы воспользоваться зачарованным Протеевыми чарами галлеоном для связи с Орденом, покоящимся в надежно защищенном ящике ее прикроватной тумбочки. Но быстро одернула себя. Люпин предупреждал, что использовать его можно только в случае крайней необходимости. Несмотря на испытываемую ярость, Гермиона не была уверена, что этот случай дотягивал до такого чрезвычайного уровня. Она постучала пальцами по столу и пристально посмотрела на Лаванду, ожидая ответа.

— Думаю из-за моей, хм, связи с Роном? По крайней мере, так мне сказали, — ее щеки покраснели. — В любом случае, — сказала она, осматриваясь. — Квартира очень милая.

— Пойду прогуляюсь, — перебила ее Гермиона и, поворачиваясь спиной к изумленному выражению лица Лаванды, резко открыла дверь.

***

Такой внезапный побег явно не входил в список самых смелых поступков, но прогулка пошла на пользу. Гермиона повернула налево, в сторону улицы, пролегающей через центр города и ведущей к холму. Подъем оказался очень крутым, в особенности у вершины, которую украшала церковь. Быстрым темпом Гермиона поднималась все выше, дыхание сбивалось, но затихающее с каждым шагом пламя ярости в груди было единственным, что она чувствовала.

На кого она разозлилась на самом деле? Лаванда точно не являлась этим человеком. Браун была более жалкой, чем кто-либо еще. На людей, которые отправили ее сюда? У них были заботы поважнее школьных обид. На Рона? Да, она сильно злилась и обижалась на него в течение последних нескольких месяцев, когда он демонстрировал перед ней свои отношения с Лавандой, но не сейчас.

На самом деле, постоянно испытываемые отвращение и раздражение из-за равнодушной манеры поведения Рона, привели к тому, что сейчас Гермиона едва ли смогла бы почувствовать что-то подобное. Те месяцы сильно повлияли на нее. Сейчас Гермионе казалось, будто ее зрение резко улучшилось, что позволило впервые взглянуть на друга по-настоящему и увидеть его неуверенность в себе, скрывающуюся за раздутым эго, негодование, готовое вот-вот выплыть на поверхность потоком слов и вспышки злобы, которые могут проявиться в один миг. В тот момент она поняла, что он ей не подходит, не в качестве спутника жизни. Они навсегда останутся близкими друзьями, ведь Гарри и то многое, через что они прошли все вместе, будут связывать их нерушимыми узами крепкой дружбы. Но в романтическом плане ничего бы никогда не вышло.

Осознав это, ей стало легче. Свободнее.

Вышло довольно забавно, ведь почти одновременно с тем, как она пришла к такому выводу, Рон порвал с Лавандой и направился к Гермионе с таким видом, будто она только и делала, что сидела и ждала его появления, скрестив руки на коленях.

Ну что за кретин.

Она никогда не забудет это изумленное выражение лица, когда он потянулся, чтобы поцеловать ее в последний день перед окончанием семестра, а она остановила его рукой.

— Что ты делаешь? — недоверие вперемешку с замешательством застыли на его лице.

— Прости, Рон, — спокойно ответила Гермиона. — Мои чувства к тебе уже не те, что были раньше.

— Уже не те? Но они были теми на протяжении многих лет, а сейчас я наконец свободен!

Его самоуверенный тон и неосознанно высказанное признание в том, что он прекрасно знал о ее продолжительной симпатии к нему, вывели Гермиону из себя.

— Да, прошли годы. Годами ты вел себя как настоящая задница. Игнорировал и оскорблял меня, причинял боль, поступая как самый настоящий трус, страшась высунуть свою шею из песка и признаться в своих чувствах.

— Что ты имеешь в виду? — пробормотал Рон, покрываясь красными пятнами от нарастающего напряжения.

— Святочный Бал? То, как ты себя вел, когда Джинни рассказала тебе про Виктора? Или, может быть, последние шесть месяцев?

Он предпочел развернуться и уйти, чем продолжать спорить с ней, поставив точку в этом разговоре. С тех пор отношения между ними стали натянутыми и