Флирт и ревность - Джейн Донелли

— А вы видели последнюю картину Лэнгли? — спросила она у Барни. — Ту, которую он сейчас пишет, — утес в Денистоне?

Картина стояла в студии на мольберте, когда Барни зашел туда утром.

— Я ее видел? — спросил Барни у брата.

— Думаю, да. Я начал ее писать, когда ты был здесь в прошлый раз.

Сайан очень хотела напомнить Барни, что его брат — художник, а не деревенский лавочник. Да и его галерея не деревенская лавка. Сайан упомянула несколько прекрасных предметов, которые были у них сейчас в продаже, — красивые вещи, оставшиеся еще от тех времен, когда уклад жизни был неторопливым и изысканным.

— А как вам та лошадка-качалка, которая стоит в студии? — спросила она. — Вы бы видели, как она выглядела, когда к нам попала! А теперь — разве она не прелесть?

— Выглядит она чудесно, — согласился Барни, и Эмили прибавила, что у нее самой в детстве была такая же, а Лэнгли пояснил, что они даже намерены поставить ее в витрину, чтобы она привлекала внимание прохожих.

— А если человек будет ехать на машине, да еще за рулем, и вдруг увидит огромную лошадь с розовыми пятнами — вам не кажется, что у него есть реальный шанс врезаться прямо в вашу витрину? — спросил Барни. Он наверняка потешался над ними, а может быть, просто хотел рассмешить. Сайан надеялась на последнее и поэтому сказала:

— Мы расставим вдоль дороги предупреждающие знаки. Но вместо знака «Осторожно, домашний скот» или чего-нибудь подобного на наших будет написано: «Розовый в яблоках конь, вздыбленный».

— А он встанет на дыбы? — спросил Барни.

— Еще как! — сказала Сайан.

Барни захохотал, и Сайан вместе с ним, и вдруг она заметила, что Лэнгли не смеется. Так же как и сегодня утром, он смотрел на них и был весьма мрачен. Барни проследил за ее взглядом, потом отодвинул свою тарелку, теперь уже пустую, и встал.

— Пожалуй, пойду погуляю по деревне, — сказал он.

— А ты в состоянии? — спросил его Лэнгли.

— Ну, это же не поход по пересеченной местности — так, скорее неторопливая прогулка неверными, шаркающими шагами.

— Когда тебя ждать?

— Не беспокойтесь обо мне, когда-нибудь вернусь. И не пытайся приготовить для меня что-нибудь особенное, душка Эмили, — я все еще без ума от твоей печеной фасоли.

Эмили с неудовольствием покачала головой, но ничего не сказала. Когда дверь за Барни закрылась, Лэнгли возмутился:

— Он же еще не выздоровел, ему полагается полный покой!

— Хватит за него волноваться, — ответила Эмили. — Все самое страшное уже позади, а вы себя беспокойством в гроб вгоните, на этом все и закончится.

Если Барни и вернулся засветло, в студию он не заглянул. Входной колокольчик не звенел — сели батарейки, и Сайан пообещала купить их у Джорджа. А пока они оставили дверь в студию открытой, чтобы Сайан, работавшая над миниатюрой, могла видеть входную дверь в салон. Молодая пара купила у них жирного белого купидона, примостившегося на краю широкой подставки для свечи. Вид у него был такой, будто он объелся сладостей. Налетел шквал американцев — их было на самом деле всего пять, но казалось, что их набился целый магазин, так они громко переговаривались, бродя по салону и трогая все, что там было. Каждый купил по две маленькие безделушки. В целом день прошел хорошо.

Сразу после обеда раздался телефонный звонок. Трубку взял Лэнгли, девушка сказала, что ее зовут Натали, и попросила передать Барни, что она звонила. У нее был чистый, звонкий голос, и Сайан слышала почти каждое ее слово.

— Вы не думаете, что стоит его поискать? — спросила она у Лэнгли, когда тот положил трубку. — Может быть, ему хочется с ней поговорить.

Лэнгли улыбнулся:

— Она сама перезвонит. Они всегда перезванивают.

— Ах вот как? — небрежно отозвалась Сайан.

— Да. — Лэнгли посмотрел ей в глаза, словно желая, чтобы она взяла это на заметку.

Салон закрывался в половине шестого, а все магазины в деревне — в шесть, так что, когда Сайан пришла домой, Фиона и Джордж еще работали, и никто из них не заметил Сайан. Она поднялась по лестнице на верхний этаж и вошла в свою комнату. Ей нравилось возвращаться домой. Все там было так, как она оставила, — чистым, убранным и сияющим. Она сбросила сандалии и растянулась на постели. Сначала она примет душ, а потом уже займется чаем. Еще оставалось добрых полчаса, прежде чем Фионе или Джорджу может понадобиться ванная, а день выдался теплым и нелегким. Сайан развязала пояс и начала расстегивать пуговицы на платье. Она расстегнула уже третью пуговицу, когда раздался голос Барни Холлиза:

— Полагаю, мне следует предупредить вас, что вы здесь не одни.

Он стоял в проеме комнаты Нелли. Сайан схватилась за воротничок платья и крикнула:

— Опять вы! Уже второй раз за день вы чуть не довели меня до сердечного приступа!

— Да, похоже, это начинает входить у меня в привычку.

— И эту привычку вам стоит бросить в наших обоюдных интересах. — Она снова застегнула платье. — Потому что если так будет продолжаться и дальше, то я либо свалюсь замертво, либо ударю вас, и пребольно. Итак, что вы вообще здесь делаете?

— Работаю.

— Что? Вы еще не в том состоянии, чтобы передвигать тяжелые ящики.

— Я пишу.

— На складе у Джорджа?

— В спальне Нелли, — поправил он.

— Это было триста лет тому назад, а скорее всего, этого вообще не было.

— Конечно, было. — Он печально оглядел ее. — Вы живете здесь уже три месяца, спите в нескольких ярдах от этого места и еще говорите мне, будто не верите в то, что здесь была Нелл Гвин. Здесь все дышит атмосферой тех лет.

Сайан прошла под арку, увидела ящики и полки с товарами, которые скоро могли понадобиться в магазине, а также вещи, отложенные до следующего сезона: зимнюю одежду, игрушки, хлопушки и елочные украшения. В комнате не осталось и намека на те события, которые происходили здесь когда-то, если вы только сами не вызвали из своего воображения широкую кровать под балдахином, темные дубовые лари и шкафы, ковры на полу и пылающие свечи. Тогда можно было увидеть Нелл, с белыми плечами и знаменитой копной распущенных ярко-рыжих волос.

— Наверное, ничего этого не было, — вздохнула Сайан, — но я всегда надеялась, что было.

— Уже лучше. — В голосе Барни звучало одобрение. — Продолжайте в том же духе, и вы не успеете оглянуться, как поверите в эту историю.

В углу Сайан заметила печатную машинку и магнитофон.

— Так вы действительно здесь работаете, — с изумлением проговорила она. — Но почему, здесь ведь так неудобно?

— Когда я только начинал писать, отец Джорджа отдал мне эту комнату. Никто, кроме Джорджа и его родителей, не знал, что я здесь. — Он бросил на нее хищный косой взгляд. — Нелл Гвин была моей первой вдохновительницей.