Гость - Мэри Даунинг Хаан

– Папа вернётся, – сказала я, хотя моё сердце разрывалось от боли, когда я произносила эти слова. – Он вернётся, я точно знаю, что он вернётся.

Мама оттолкнула меня:

– Оставь меня, Молли. Мне не нужно, чтобы ещё и ты меня дёргала.

Куда только подевалось румяное мамино лицо! Исчезли её милые ямочки на щеках, исчезла её славная улыбка. Судя по её измученным, печальным глазам, с таким же успехом она сама могла быть подменышем.

Поздно, той же ночью, прежде чем уснуть, я лежала в своей кровати на чердаке, надеясь услышать, что папа вернулся домой, но слышала я только плач и хныканье подменыша и тщетные попытки мамы убаюкать его. Никаких шагов в переулке, ни единого звука за дверью, ни папиного голоса, окликающего маму по имени.

Я нащупала под ночной рубашкой медальон. Я буду носить его вечно, но не потому, что он красивый, а как напоминание о том, что я натворила.

Папа не пришёл домой ни тем утром, ни следующим, ни третьим. Прошла неделя, а мы так ничего и не услышали о нём. Наконец один из местных мужчин сказал маме, что папа уехал в далёкую деревню и нашёл там работу на какой-то ферме. Он не вернётся, пока не исчезнет подменыш. Каким образом это произойдёт, его не касается, сказал папа.

Хотя папа ушёл от нас по моей вине, я разозлилась на него за то, что он бросил маму и меня. Без папиного заработка мы не сможем покупать достаточно муки и сахара. Мама слишком устала и ослабла, и могла только ухаживать за подменышем, поэтому я готовила еду и следила за тем, чтобы мама ела, но мне казалось, что подменыш высасывает из неё все жизненные соки.

Я доила корову, пропалывала огород, мыла пол и чистила кастрюли и всё время хотела, чтобы подменыш заболел и умер. Если бы мне хватило смелости, я бы сама отнесла его на перекрёсток и оставила бы там, пока мама спит.

По мере того как животик подменыша округлялся, он плакал меньше, но всё равно гораздо чаще, чем обычный человеческий ребёнок. Когда он бывал зол или голоден, то кусался, пинался и дёргал маму за волосы. Но как бы плохо он себя ни вёл, мама говорила с ним мягко и ласково. Она укачивала его, ухаживала за ним и дала ему имя – Гость, потому что им он и был, гостем в нашем доме, который однажды вернётся к своему народу, а Томас вернётся к нам.

Гость никогда не улыбался и не смеялся. Он не гулил по-детски и не ворковал. Когда он не плакал, то лежал в колыбели и хмурился. Часто взгляд у него бывал, как у кошки: он как будто смотрел на что-то такое, что мог видеть только он.

Я надеялась, что он видит Добрый Народец, что они исподтишка заглядывают к нам в дом, чтобы убедиться, что мама хорошо обращается с их ребёнком. Они наверняка были бы довольны его здоровьем. Когда-нибудь – совсем скоро – они придут с Томасом и обменяют его на Гостя. Папа вернётся домой, мама почувствует себя лучше, и всё будет как прежде.

Прошёл год. Прошли лето и осень, зима и весна, но никто из Доброго Народца так и не появился у нашего порога. Гость вырос из колыбели, но пока не стоял на ножках и не ходил. И не произносил ни слова. Хотя у него прорезались несколько крошечных жёлтых зубов, он требовал лишь молока.

Однажды утром я стояла у калитки нашего сада с Гостем на руках. Указав через зелёные поля на Мирквуд, я сказала:

– Вот там живут твои настоящие родственники, но они не любят тебя. Никто не любит тебя. Даже мама. И уж, конечно, не я. Ты злое, бездушное существо, и я мечтаю навсегда избавиться от тебя.

Мне не следовало говорить такие вещи Гостю, но какое это имело значение? Ведь он всё равно не понял, что я сказала. Он был скорее животным, чем человеком – этакий беспородный пёс, выродок, которого следовало утопить ещё при рождении.

Жёлтые глаза Гостя блеснули, но что таилось в их глубине, я никак не могла понять. Скорее всего, он ненавидел меня так же сильно, как и я его. Повернув голову, он посмотрел через поля на Мирквуд, казавшийся отсюда синей тенью, и издал несколько странных гортанных звуков.

– Послушай себя, – сказала я. – Щёлк-щёлк, щёлк-щёлк. И это всё, что ты можешь сказать? Зверёныш – вот кто ты такой.

Меня так и подмывало придушить его. Или выбить из его головы мозги – если они есть. Утопить в корыте с водой. Оставить на перекрёстке дорог. Бабуля ошиблась. Как бы мы ни относились к подменышу, Добрый Народец не вернёт нам Томаса.

Мои мысли прервал звон лошадиной сбруи. Я перегнулась через калитку и увидела, как в мою сторону по дорожке трусит лошадь бродячего торговца, таща за собой повозку с кучей разных вещей, о которых никогда не знаешь, что они вам нужны, пока не увидишь их, а потом не можешь их забыть. Новые блестящие кастрюли и сковородки, рулоны яркой ткани, туфли, сапоги, шляпы, пилы, молотки, бочонки с гвоздями, мешки с сахаром и всякие мелкие вещицы, такие как перья, пуговицы, ленты всех цветов, катушки с нитками, расчёски и красивые бусы, которые ярко сверкали на солнце.

Торговец устроился на высоком облучке позади лошади и, увидев меня, помахал рукой. Он знал меня с детства, а задолго до этого и моих родителей. Даже если у него и было имя, мы его знали исключительно как торговца. Он приезжал примерно раз в месяц и знал по именам всех жителей деревни и окрестных ферм.

На нём было всё то же старое синее пальто, длинное, выбеленное на солнце и залатанное тут и там лоскутками самой разной формы и цвета.

На голове у него была бесформенная жёлтая шляпа с вороньим пером, засунутым за ленту. Нос его размером и формой напоминал морковку, но, был скорее, красным, чем оранжевым, и торчал вперёд, а густая седая борода и вислые усы скрывали рот.

Остановившись у нашей калитки, старик улыбнулся мне.

– А вот и хорошенькая Молли Кловеролл, которой нужны шёлковые ленты для волос, и, возможно, нитка зелёных бус, подходящих к её глазам, или, может быть, букет цветов в подарок маме.

Гость наклонился к торговцу и принюхался, как будто удивлённый его запахом. Я не поняла, понравился ему этот запах или нет. Но это был тот редкий случай, когда Гость проявил интерес к чему-то, кроме молока.

Торговец рассмеялся.

– Ну и ну, какой у тебя уродливый крошечный братик! Он нюхает меня совсем, как щенок, а не как человеческий ребёнок.

Я нахмурилась. Его слова задели меня за живое. Он наверняка с первого взгляда понял, что Гость не имеет ко мне никакого отношения.

– Он мне не брат.

– Ну ладно… Если он тебе не брат, так кто же он?

Не желая признаваться в том, кто такой на самом деле Гость, я сказала:

– Какие-то бродяги оставили его в нашем саду.

Торговец принялся внимательно разглядывать Гостя. При этом он наклонился так низко, что Молли подумала, что сейчас он начнет обнюхивать подменыша.

– Он не похож на бродяжьего ребёнка.

– Возможно, поэтому они и бросили его здесь. – Высказывания торговца уже начинали меня злить. – Он такой уродливый, злой и противный, что они не захотели оставить его у себя, да и я тоже не хочу.