Откуп - Лариса Анатольевна Львова

тряпицу Саша, чтобы было чем повечерять. Но ни искорки греховной страсти, ни движения, которое бы говорило о близости, Таисия не замечала. Чиста Саша, чиста.

Однако доброе женское имя что берёста. Не дай Бог угодит чёрный уголёк злоязычия — так полыхнёт, что мигом обратится в пепел. Заподозренных в неверности никто никогда не пытался обелить или защитить. Иногда голова проводил дознание, а всем остальным, в том числе и судьбой неверной, занималась семья. Частенько исходом был несчастный случай — то сом во время купания на дно утащит, то прорубь обвалится, то сгинет женщина в лесу, отправившись по грибы или ягоды.

Таисия сказала Мотре и сватье:

— Пошли вон отсюда.

Мотря подхватила заливавшуюся слезами женщину и вывела её, бросив напоследок острый взгляд на помертвевшую Сашу и безучастного Андрюню.

Таисия повторила давешний вопрос:

— Что скажешь, сношенька наша дорогая?

Саша бросилась ей в ноги:

— Матушка! Нет моей вины ни в чём! Ни в помыслах, ни в делах!

— За что ж Бог вам деток не даёт? Не в наказание ли?

— Неправда! Вымолила я дитятко… Три луны уже… Поверьте, матушка… — заплакала Саша.

Таисия отвернулась. Её глаза заблестели тёплыми счастливыми слезами. Но тут же вытерла их платком. Теперь, после слов Мотри, не только Богу решать судьбу дитяти, но и всему миру, всем, кто услышит обвинение. И Павлу, конечно.

Андрюня всё так же истуканом сидел на лавке. Не вздрогнул, когда Таисия рявкнула на него, только произнёс странное:

— За мной пришли… Теперь я понял, что не нужно было прятаться. Пойду я, Тася… Пойду к тому месту, что мне показали.

Таисия наклонилась над ним, пытливо всматриваясь в благостную голубизну чужих, не Мельниковских глаз:

— А что скажешь о грехе, в котором тебя и Сашу обвинили?

— Виноват я… За мной пришли, чтобы ответил… — пробормотал блаженный.

— Да ты так струхнул, что весь разум потерял! — вскричала Таисия.

Перед ней встала страшная картина дознания на миру, когда этот спятивший будет твердить о своей вине и тянуть беременную Сашу к гибели.

Но невестка недаром закончила два класса приходской школы и в девках могла закидать словами парней-охальников. Умница, она одна из всех догадалась спросить о том, что от всех ускользнуло. Подошла к Андрюне и задала вопрос:

— А скажика-ка, дядя Андрей, где ты был до того времени, как на двор к нам пришёл. Отчего без сил упал? В чём себя винишь?

— Виноват я… Крал у покойных. Ордена, перстни и часы. И поминами на могилах не брезговали. Вот они за мной и пришли… Водили с собой, показывали, где что можно взять и где меня земля примет, — еле слышно ответил Андрюня. — А потом я в снег упал и пополз. К вам… не знаю только, зачем…

Тут уже Таисия смекнула, в чём дело.

— Один крал-то? Али помогал кто? — спросила она.

— Дядя Филя и Осип, Мотрин сын, со мной были…

— А сейчас где они? — не отстала от него Таисия.

— Их пастух сразу же с собой увёл, — ответил Андрюня. — Из своей сумки что-то на снег бросал. Они поднимали, кричали: "Золото!" и за ним шли.

— Отчего ж тебя не взяли с собой? — включилась в дознание Саша.

— Отстал я… — прошептал Андрюня. — Они шибко шли, а я почал свою долю со склепа генерала Говорина. Душа горела…

Тут уже Таисия не сдержала грязного ругательства. Мало того, что Андрюня не смог очиститься от скверны, так он ещё и мёртвых грабил с подельниками.

— Мотриного старшего сына Калистрата головой назначат в память о деде. Нынешний-то, не из их роду, стар уж, старше почившего, — заметила Саша. — Только не бывать этому, если станет известно про младшего Осипа. Да и сам он хорош, помните, я вам рассказывала.

— Вот что, невестка, — решительно начала Таисия, — ты сейчас к матери иди…

— Не примет матушка после облыжного слова-то… — уронила слезу Саша.

— А ты не дрожи осиновым листом, а как есть говори, что оболгала тебя Мотря, — заявила Таисия. — А я Павла найду. К голове пойдём. Хоть и не время сейчас для дознаний, все Божьего суда ждём, но заявить нужно. И этого… властям сдать. Запри его в чулане, как будешь уходить.

— Да куда он сбежит-то?.. Еле языком шевелит, — заметила Саша.

— За своими дружками сбежит. Или мертвяками. Ибо дурень, каких свет не видел, — буркнула Таисия и вышла.

В толчее бестолково метавшихся людей она ещё раз озадачилась, почему двоюродный брат, мошенник и вор, предатель и трус напоминал святого. Но разве может одно и то же лицо отражать такие разные сущности? Святого и христопродавца?

К голове она не пробилась, его пятистенок был плотно окружён толпой. Народ не вместился во двор и топтал снег в огороде.

Мужчины решали, что наперёд делать: то ли укреплять берега реки — а вдруг рванёт так, что воды пойдут на предместье? — то ли уходить на север, где трясло меньше. Таисии показалось, что среди гула голосов пуще всех звучит бас Калистрата. Он призывал всех откупиться от беды.

Конечно же, про толпы восставших из упокоищ мертвяков никто и не говорил. И сейчас среди хмурых одной думой лиц, полных одним отчаянием людских глаз ночные события показались Таисии дурным сном, кошмаром. Если бы не Андрюня…

Павла тоже не удалось встретить. Вот только Мотря успевала мелькнуть то тут, то там. Она всё что-то нашёптывала бабам, которые начинали гневливо трясти головами, ругаться и вскидывать руки.

Чтобы упредить хотя бы одну беду, Таисия побежала к дому.

При виде реденькой толпы возле распахнутых ворот её сердце поднялось к глотке и заколотилось там, мешая дыханию.

На расстеленное на затоптанном снегу одеяло трое соседей вынесли труп.

Андрюня…

В одной нижней рубахе, без портков. Глаза полуоткрыты. Синий язык прокушен до крови, руки скрючены. Заострившийся жёлтый нос чуть искривлён. Пальцы босых ног вытянуты судорогой. На шее, ставшей вдруг необычно длинной, обрывок верёвки.

И когда только успел-то…

Мужики, увидев Таисию, склонили головы; женщины протяжно завыли. А она не знала, как поступить. Причитать по брату или перед людьми покаяться за родственника?

На толпу летели крупинки снега, высекали слезу, холодили носы и щёки, заставляли думать о тёплом доме. А покойник… что покойник? Он свою стезю выбрал, супротив Бога пошёл. Люди-то причём?

Раздались голоса:

— Кто-нибудь в околоток поехал?

— Да кто сейчас поедет-то?

— Так послать нужно. Негоже покойнику здесь лежать. Самоубивцев и убитых всегда в околоток возят.

— Дак езжай сам.

И вдруг среди этого равнодушия и бездействия раздался тонкий вопль. Как ни странно, закричал молодой мужчина. Его вылезшие