Портрет - Денис Алексеевич Смолов

Маттео остался ни с чем. Он смирно откланялся и ушел восвояси.

— Ну так и чего вы хотите? — Произнес Марио

— Папа! Я хочу пойти с Джованни. Мне очень интересно его дело, так что я хочу максимально погрузиться в него начиная даже с выбора инвентаря. И это должна быть только наша прогулка. Стража на хвосте будет лишь мешать.

— Удивительно! — Воскликнул Марио. — Моей дочери 22 года, и она впервые заинтересовалась таким делом, настолько загорелась, что аж сама захотела поучаствовать в, так сказать, подпольной его части. Наверное в тебе, Джованни точно есть какая-то магия! Кхм… Значит так бамбини, отпущу вас без стражи, если Джованни мне кое в чем поклянется.

— Что угодно! — Крикнул Джованни.

— Я понимаю, что сейчас не 78-ой год, и заговорщиков уже бояться не стоит. Однако я хочу, чтобы Джованни поклялся защитить мою дочь.

— Ну папа!

— Цыц! Ну так что, мальчик мой?

— Я клянусь в этом! Будьте уверены.

— Ну вот и хорошо. — Сеньор Марио улыбнулся-Идите развлекайтесь. Кстати, вы же знаете, что я уезжаю по-делам, так что меня не будет где-то два дня. Маттео, кстати тоже, так что если понадобиться помощь-у вас есть Маргаритта. А, и да…

Сеньор Джорокко потянулся во внутренний карман.

— Вот держите. Тут должно с лихвой хватить.

Он вытянул мешочек с флоринами. Он был увесистый и толстый. Джованни взял его и бережно положил уже в свой внутренний карман.

Затем сеньор Джорокко ушел по своим делам, бубня себе под что-то под нос.

Лукреция была удивлена, что отец вот так сразу согласился её отпустить с человеком, которого знает два дня. Однако сомнений не было, Марио Джорокко умеет видеть и читать людей. Он был на все сто уверен в Джованни, был уверен в том, что с ним с его дочкой ничего страшного не произойдет.

— Джованни, — Сказал Лукреция. — Я предлагаю идти прямо сейчас, ты не против?

— Эээ… Конечно не против, если вам этого хочется.

— Ох, Джованни, можете обращаться на «ты», я не обижусь. Ну, а раз уж ты согласен идти сейчас, то подождите буквально десять минут, чтобы я приодела что-нибудь попроще.

— Бене.

Она убежала….

Прошел месяц с тех пор, как Джованни живет в поместье Джорокко. Он уже стал носить нормальные вещи из качественных материалов и сделанные руками опытных портных.

Он продолжил рисовать портреты на заказ, однако вместе с этим он решил помогать и сеньору Джорокко, дабы как-то оправдать свое нахождение в его доме. Очень часто Джованни выполнял работу то счетовода, то садовника, то впринципе помогал даже той же Маргаритте в уборке поместья.

— Сеньор Джованни, — Обратился у нему когда-то Маттео Сетти. — Негоже будущему зятю Джорокко заниматься грязной работой

Именно, Джованни уже был зятем сеньора Марио. Через две недели после того самого похода на рынок вместе с Лукрецией, они оба поняли, что между ними нечто большее, чем просто отношение слуги и хозяйки.

А после написания портрета Лукреции, это произошло уже через три недели, и вовсе произошло полное осознание того, что Джованни влюблен в Лукрецию.

Обычно, Джованни не нуждался в натурщике. Этим он и славился, что способен нарисовать портрет любого человека лишь один раз его осмотрев. Однако с Лукрецией всё было иначе. Джованни желал любоваться ею, когда писал её портрет. Тонкая фигура, нежные руки, воздушный образ, особенно в лучах солнца. Он писал её в полупрофиль, ему казалось, что такой ракурс будет самый лучший для этой картины и не ошибся.

Джованни решил не показывать никому эту картину, пока окончательно её не закончит, поэтому работал над ней глубокими вечерами или вообще ночами.

Всего на написание ушло три недели, это был рекорд для него, еще не одну картину он не рисовал так долго, однако результат был потрясающий.

Когда всё было закончено-все жители поместья собрались посмотреть на работу Джованни.

Лукреция светилась от ожидания, ведь все эти три недели она почти каждый день просила Джованни показать, как получается картина, однако Джованни тактично отказывал ей в этом.

Сеньор Джорокко тоже был впредкушении. Нет, он знал, что Джованни напишет все красиво, однако понравится ли работа Лукреции? Ведь, по его словам, она отвергла трех художников из-за того, что ей не понравились их картины.

Картина была накрыта белой простыней, Джованни стоял рядом.

— Пронти? — Спросил Джованни.

Все кивнули.

Джованни положил руку на простыню, сжал пальцы, и резким движением сдернул, оголив картину

С полотна смотрела Лукрция, которая элегантно сидела на широком подоконнике. Она была одета в нежное бело-розовое платье, с красивой прической, она положила руки на колени, а её взгляд смотрел вперед и был нежный, задумчивый, и строгий одновременно. Джованни также сумел прорисовать свет, так что Лукреция казалась воздушной, именно это больше всего понравилось самому Джованни.

Все несколько мгновений любовались картиной, рассматривали её и анализировали.

— Мальчик мой, я даже не сомневался в тебе-Наконец промолвил Марио Джорокко.

— Сеньор Месинни-Включился в Маттео-Вашему таланту позавидуют римские мастера.

— Ме пьяче, сеньор-Лепетнула и Маргаритта.

Но Лукреция не подала и звука.

Джованни начал переживать. А что если ей не понравилось и она выгонит его так же, как всех остальных художников.

— Папа, Маттео, Маргаритта, а вы можете выйти? — Спросила у всех Лукреция. — Я хочу сообщить свой вердикт лично Джованни.

— Бене, бамбина мия-Ответил сеньор Джорокко.

Затем он пошел в сторону двери, а за ним, как отара за пастухом, пошли и Маттео с Маргариттой.

Дверь захлопнулась, Лукреция, Джованни и портрет остались одни в комнате.

Она подождала пару мгновений, прислушиваясь к отдоляющимся шагам.

Где-то в поместье хлопнула дверь-это сеньор Джорокко вошел в свой кабинет. Остальные двое наверняка тоже разошлись по поместью.

Джованни смотрел на Лукрецию с напряжением. Казалось, что во всей комнате напряжение было четвертой личностью, настолько густой и осязаемой она была. Казалось, напряжение имело запах-отвратительный, гнилой запах, что кружил голову и вызывал тошноту.

Лукреция взглянула на Джованни, её взгляд был такой же как на картине. Затем она сделала шаг в его сторону, и еще один и еще. Тухлый запах напряжения усилился, он выжигал глаза. В голове Джованни зрел страх. Он ждал, что сейчас она подойдет к нему, и его щека загорит от мощной пощечины, а затем он будет собирать свои вещи и возвращаться в свою старую, пыльную мастерскую, но самое страшное было не это.

Страшнее всего было от того, что больше он не увидит Лукрецию.

Она была все ближе и ближе, а Джованни все глубже и глубже падал в отчаяние.