Предатель рода - Джей Кристофф

– Метатель семь, пятнадцать процентов!

– Смотри вверх! Они пришли сверху!

– Видишь что-нибудь?

– Арашитора!

– Это капитан Монтаро! – рев Бича прорвался сквозь болтовню, как чейн-катана. – Немедленно прекратить пустую болтовню! Тот, кто заговорит вне очереди, отправится прямо в ямы иночи!

Воцарилась тишина, прерываемая лишь испуганным треском статического электричества.

– Зарядить орудия. Установить дополнительных наблюдателей за надувной оболочкой, включить компенсаторы, максимальный контраст. Рулевой, выведи нас из этого треклятого дыма. Лево руля. Двигатели на полную мощность. Поднимай на сотню футов.

Бич встал на краю палубы штурмана, чтобы экипаж видел его. Двигатели загрохотали сильнее, периодически подвывая от натуги и хлопая лопастями. Дым рассеялся. Палуба была покрыта пеплом, словно сугробами серого снега.

– Я знаю вас, братья. Мы вместе служили на этом корабле много лет. Гайдзины не зря боятся «Ненасытную Богиню Идзанами» и называют ее ужасом небес. Непотопляемой. Непобедимой. И сейчас, я уверен, мы не дрогнем перед этим…

– Есть контакт. Вверху! Слева по борту!

– Уходим в тень! Они приближаются…

– ОГОНЬ!

Дзюбэй снова услышал этот грохот. Этот ужасный гром, от которого у него выворачивало все внутренности. «Богиня» провалилась вниз на тридцать футов, будто ее вышвырнули с неба руки разгневанных богов. Ноги стали ватными, во рту пересохло и чувствовался привкус пепла. Дзюбэй схватился за поручни так сильно, что поцарапал дерево перчатками. Ему хотелось сорвать шлем с головы, стереть с глаз соленый обжигающий пот. Почувствовать благословенное облегчение хотя бы на миг.

Он думал о своем пробуждении, о размытых и беспорядочных видениях Его Предназначения, о судьбе, которая могла бы стать его, если бы только он только сумел ухватить ее. В Палате Дыма он увидел лишь маленькую частицу своего будущего, но там не было ничего о том, что он заживо сгорит на этом корабле. А ведь вскоре его наверняка разнесет в щепки о каменные зубья, в сотне миль от места, которое он называл своим домом. И как только прозвучала очередная команда «Огонь!» и наблюдателей, заметивших белый силуэт на фоне слепящего солнца, охватила паника, Дзюбэй почувствовал, что сломался. Изнутри поднимается красный страх, заглушая голос разума, вытесняя все мантры и доктрины, оставляя его с единственной истиной, ярко горящей перед расширенными зрачками.

Он не должен здесь умереть.

Испуганный Дзюбэй подбежал к краю носа, игнорируя зычные приказы Бича. Пощелкал тумблерами зажигания на запястье. Царапнув сапогами перила, он подпрыгнул, стараясь преодолеть силу тяжести с помощью бело-голубого пламени. Ракеты вибрировали, сотрясая его тело. Затем за его спиной вспыхнул клин яркого света, и грохнула разорвавшаяся на части оболочка воздушного шара «Богини». В коммуникаторе у него неумолчно звучал рев пожара, крики умирающих десантников и других членов экипажа, страдающих от боли обнажившейся горящей плоти. Он выключил его, но оставил включенными высокочастотные каналы, по которым неслись бешеные потоки данных из мехабака. Там требовали, чтобы кто-нибудь – кто угодно – сообщил, что происходит.

Дзюбэй запустил ранец на полную мощность и унесся прочь от предсмертных агоний «Богини», глухого грохота ее останков, разваливающихся на склоне горы за ним. В мыслях он ясно видел эту картину, литографию, написанную жгучим потом, страхом и кислым на вкус адреналином. Крылья размахом в двадцать пять футов, покрытые переливающимся металлом. Гладкие перья на голове, глаза как расплавленный янтарь, передние лапы серо-стального цвета. Белоснежный мех на задних лапах, черные полосы и мощный длинный хвост, словно хлыст. Мышцы, клюв и когти. Существо из невероятных фантазий необъяснимым образом ожило и залило кровью его братьев.

Он молился. Молился впервые за всё время, что помнил себя. Богам, которых, как он знал, нет и которые вряд ли могли его услышать. Плод воображения, костыли для бескожных и невеж, бесполезные суеверия, ненужные ни ему, ни знакомым гильдийцам. И всё же он молился с пылом, которому позавидовал бы священник. Только бы ранец работал лучше, только бы он летел быстрее, только бы ему удалось убраться подальше отсюда. Пульс зашкаливал, и он боялся, что лопнут вены. Если бы его сердце было двигателем, он загнал бы его до смерти. Если бы вместо крови у него в венах текла чи, он бы вскрыл их и влил бы до последней капли в топливные баки, чтобы улететь хотя бы на фут дальше.

И всё же они поймали его.

Услышав сзади порыв ветра и грохот барабанов, он оглянулся через плечо, и они засыпали его ливнем искр и огня.

Дзюбэй затрясся от страха, когда тварь схватила его. Сложил перед собой руки. Кожа его взвизгнула, как раненая крыса. Накладка на горле порвалась. По губам текла слюна. Изо рта несся крик, пока, наконец, он не осознал, что, хотя он и висит в этих острых когтях, подобно трупам гайдзинов над ямами иночи, полностью в их власти, он еще жив.

Они не убили его.

Ему казалось, что целую вечность они летели на юг над укрытыми в небе над хребтами гор.

Внизу колыхался океан, медленно меняющий цвет на цвет пламени. Волнистый ковер из шепчущихся деревьев и горных пиков, казалось, не закончится никогда. Наконец, они спустились, кружа над ровным выступом из камня и снега. Отвесная скала, сбегающая к серым предгорьям внизу. Самый край Йиши.

В двадцати футах от вершины утеса они сбросили его. Он упал с грохотом и скрежетом, из металла сыпались искры. Он больно стукнулся черепом о внутреннюю часть шлема, сильно прикусив язык. Кожа его дребезжала, ударяясь о каменную поверхность. В двух футах от обрыва ему удалось притормозить.

И там он остался лежать, слишком напуганный, чтобы пошевелиться.

Он слышал, как они приземлились позади него. Заскрипел снег, налетел порыв ветра. Он перевернулся и увидел зверя: огромный клюв, когти и белоснежный мех, густо покрытый алыми брызгами. Сын Киоши – кролик, за которым они гнались через всю страну, – лежал у него на плечах, зажимая кровавую рану на руке, бледный и мокрый от пота, но всё еще вполне живой. Грязная серая ткань, короткая темная щетина на голове, сверкающие, как кинжал, глаза. Мальчишка не представлял собой опасности. Он точно не из тех, кто поднимает кулак, вопреки всем постулатам, на основе которых его воспитывали. Не из тех, из-за кого должен гибнуть флот.

Но взгляд Дзюбэя был прикован к ней. Девушка (совсем еще девочка) соскользнула с плеч зверя, легкая, как перышко. Свободная одежда из черного хлопка, по плечам рассыпаны длинные темные волосы, бледная кожа покрыта пеплом и залита кровью. Глаза закрыты очками с темными стеклами. За спиной привязана старомодная катана, за оби на талии торчат ручные ракетницы. Стройная, красивая, такая юная.

– Сними это, – холодно произнесла она, указав на его шлем. – Я хочу видеть твое лицо.

Дзюбэй подчинился, возясь с защелками на горле. Сняв шлем с головы, он почувствовал ледяной ветер на лице. Облизнув губы, он сплюнул кровь на снег между ног. Мир был ярким, ужасающе ярким, солнце обжигало ему глаза.