Механизм пространства - Андрей Валентинов

– Я так и полагал, что он – не полицейский.

– Он работал на полицию. Доносчик, наушник, провокатор. Но это, к счастью, в прошлом. Кому нужен рассекреченный агент? Какая с него польза? Верно я говорю, Пеше?

Огюст демонстративно сунул руку за пояс, нащупывая наваху. Смотри на меня, мерзавец! На меня! Вот так… Действуйте, мсье Торвен! – вам жарко, вы вспотели, вам необходимо расстегнуть сюртук…

Д'Эрбенвиль со злобой ухмыльнулся.

– Бывших агентов нет, Шевалье! Тебе следовало бы это знать! Живой шпион и мертвец-баррикадник – славный подарок для префекта Жиске, не правда ли? Ты сломал мою жизнь. Из-за тебя меня не желают видеть в свете. Префект намекает, что мне лучше вовсе уехать из Парижа… Но это легко исправить, мой дружок! Заговор разоблачен, преступник, оказавший сопротивление, убит при аресте, а шпион доставлен в участок! Этого с лихвой хватит, чтобы вернуть расположение префектуры…

Торвен справился со второй пуговицей и взялся за третью.

– Убьешь безоружного? Нож против сабель? А что скажет префект? Трое агентов без кровопролития не смогли арестовать двух мирных господ, прогуливавшихся в лесу? Думаешь, тебе поверят? Каторгу за убийство еще никто не отменял!

– Поверят, не сомневайся! У тебя было оружие, – д'Эрбенвиль хлопнул ладонью по сабле в ножнах. – И сопротивлялся ты, как черт. Жак и Люсьен подтвердят.

– Под присягой?

– Да хоть на исповеди!

Громилы за его спиной дружно кивнули.

«А рожи-то знакомые! – мысленно охнул Шевалье. – Один, помнится, ошивался вокруг „Крита“. Я еще решил: хочет наняться в вышибалы…» Громила и позже попадался Огюсту на глаза: у дома, возле гостиницы, куда молодой человек наведывался, спрашивая Торвена… Выследили, ублюдки! Получается, он и датчанина подвел, что называется, под монастырь. Уверил себя, что баррикада Сен-Дени забыта, утратил бдительность…

Мальчишка!

Теперь ясно, как Пеше узнал о сегодняшней встрече. Кивок на полицию плюс горсточка франков легко развязывают язык консьержке. Да и портье «Звезды» делается на удивление словоохотлив. Мсье Торвен, господа, просил разбудить пораньше, собрался куда-то ни свет ни заря…

– Предлагаешь повторить нашу дуэль? На твоих условиях?

– Дуэль? – д'Эрбенвиль с издевкой хохотнул. – Забудь, гаденыш! Я просто заколю тебя, как мясник – свинью. Обожду, пока ты издохнешь, а потом вложу в твою руку саблю.

Кровь бросилась в лицо Шевалье.

– Мразь! Жаль, что я не перерезал тебе глотку там, у пруда! Когда мясником был я, а ты визжал, как хряк под ножом!..

Торбен Йене Торвен справился с третьей пуговицей. Его ладонь скользнула под сюртук. Отвлекая противника на себя, Огюст рванул из-за пояса наваху. Он даже успел раскрыть ее, заставив громил вздрогнуть от скрежета. А больше не успел ничего. Будь д'Эрбенвиль не банальным подлецом, а дьяволом из глубин ада, или маньяком, рехнувшимся на почве мести, – саблей он в любом случае владел превосходно.

И знал, что делать в первую очередь.

Оставив наваху без внимания, бретер шагнул к датчанину. Клинок лихо свистнул, огнем полыхнув на солнце – и наискось перерубил трость, на которую Торвен опирался всем весом. Хромой «шпион» не удержался на ногах. Он упал на колено, затем – на бок, неловко подвернув руку; телом придавил бесполезные теперь пистолеты и застонал.

– Этого – живым! – приказал д'Эрбенвиль.

И обернулся к Шевалье – сабля опущена к земле, горло открыто.

Медленно, как во сне, Огюст прыгнул вперед.

Наваха, томясь от жажды, начала скольжение по убийственной кривой. Но дотянуться, достать, завершить удар не удалось. Боль – дикая, знакомая по видениям – взорвала живот. Казалось, там лопались, одно за другим, гадючьи яйца, и кишки-змееныши выбирались наружу, спеша уползти в кусты.

Жутковатая ухмылка д'Эрбенвиля превратилась в волчий оскал. Медленно, наслаждаясь страданиями жертвы, бретер провернул клинок в ране. Подчиняясь вращению оружия, крутнулся мир, стремительно выцветая. Вонь пруда, покрытого ряской, пробкой забила ноздри. Огюст падал – лист, сорвавшийся с ветки исполинского дуба – и все никак не мог упасть.

Смертный холод сковал тело – замораживая кровь, даря покой и забвение. В ушах зазвенел хрусталь колокольчиков. С далекого кладбища Монпарнас, нарастая мощным крещендо, донеслось пение хора мраморных ангелов:

Кто спешит на небеса,

В нашу компанию, к Маржолен?

Это бедный шевалье –

Гей, гей, от самой реки…

Перед лицом вились снежинки, скручиваясь в двойную спираль. Вьюжный штопор буравил небо, заледеневшее до алмазной твердости; призывал следовать за собой. Огюст не боялся. Страшна боль – тело с ужасом ждет ее прихода. А потом становится даже интересно: что – там?

Миг, и он уже несся в спиральном тоннеле, увлекающем душу прочь от бренной земли. Мелькнула и осталась позади белая корка неба – грань великого, вселенского кристалла. Звон колокольчиков; тихий, умиротворяющий шепот снежинок-шестерней. Механизм Времени работал исправно, как хронометр от фирмы «Breguet».

Где-то в просвете мелькнул лабиринт, полный буро-зеленой жижи. Шевалье вздрогнул, борясь с паникой: нет, только не сюда! Он не заслужил рая, но лучше геенна огненная, чем живое болото Грядущего!

Уступая мольбе, лабиринт исчез.

– …Огюст Шевалье!

– Да! Я здесь…

– …место рождения – город Ним, Франция. Предположительно, 1811 год…

– …начинаю поиск.

– Не надо меня искать! Я – Огюст Шевалье! Это ошибка, мсье Святой Петр! Я родился не в 1811-м, а в 1810 году! Готов предстать перед судом…

– …прямые данные не найдены.

– …косвенные?

– …поиск… результаты…

– …некролог… сентябрь 1832 года… «Ревю Ансиклопедик»…

– Какой сентябрь? Сейчас июль! Некролог?!

– …допустимость коррекции?

– Мой некролог? Удостоился, значит. Что ж, «Ревю Ансиклопедик» всегда опаздывала с некрологами…

– Выше порогового значения… 82,5 %…

Голоса умолкли. Никто больше не интересовался бесприютной душой. Сгущался мрак; вьюга стихала, метя поземкой по черному полю. Огюст еще успел заметить – или это была галлюцинация угасающего сознания? – как по тоннелю навстречу ему пронесся бесплотный призрак и исчез в безнадежно отставшем дне, там, где ликовал д'Эрбенвиль.

А потом упала ночь, и Огюст Шевалье умер.

«Жизнь моя – настоящая сказка, богатая событиями, прекрасная! Если бы в ту пору, когда я бедным, беспомощным ребенком пустился по белу свету, меня встретила на пути могущественная фея и сказала мне: „Избери себе путь и цель жизни, и я, согласно с твоими дарованиями и по мере разумной возможности, буду охранять и направлять тебя!“ – и тогда жизнь моя не сложилась бы лучше, счастливее, разумнее».