Горькая доля - Евгения Пятина

гостях, теперь долго не приду, к лету будет ребёночек, будет полно хлопот и низко поклонившись до земли, пошла к отцу где её ждал Захар.

Отец удивлённо уставился на дочь, перед ним стояла красивая, ладная женщина, её полнота почти скрывала горб, горделивая осанка и главное он не увидел страха в её глазах. Настя вошла, поклонилась и перекрестилась на иконы, поздоровалась с отцом, на мачеху она даже не взглянула, которая за год превратилась в старуху.

Пройдя в красный угол, чего она не могла себе позволить раньше, села на лавку.

Гаврил с удивлением смотрел на Захара, который в присутствии жены как-то съёжился, отводя глаза в сторону.

Настя спросила отца о его здоровье, о его жизни, на что он, зло сверкнув глазами, ответил:

— А чего ожидать-то хорошего, сдохли две коровы, а тёлочку пришлось отдать вон ему, кивнул головой он в сторону зятя, ведь надо же было тебя кому-то сбагрить, кому нужна жена с горбом, вот и пришлось заплатить такую цену, — он сокрушённо покачал головой, горестно вздыхая.

Настя с жалостью смотрела на своего отца, он постарел, сгорбился, корявые ладони лежали на коленях подрагивая, левый глаз дёргался, бог сполна наказал его за смерть её мамы и за её сломанную жизнь, несчастную детскую долю, и когда она не раз была бита этими руками.

Обвела глазами избу, уборка здесь не проводилась со дня её ухода отсюда, к горлу подошла тошнота.

Встав приказала мужу готовить бричку.

Захар подскочил, засуетился схвати телогрейку, наскоро попрощавшись вышел на улицу.

Гордо вскинув голову Настя пошла следом, отец провожать её не вышел, она поняла, что навряд ли она ещё сюда вернётся.

Зима выдалась очень холодной, Захар целый день лежал на печи грея свои кости, а Настя таскала воду, колола дрова, таская охапки дров топила печь, а вечерами шила одежду для ребёнка из своих старых платьев.

Часто выходя во двор, она видела Макара, который сидел на коне и смотрел в её сторону.

Увидев его сердце Насти начинало бешено колотиться, ей хотелось бежать к нему, упасть на грудь и вдыхать его запах, так и стояли они, смотря друг на друга, а между ними было заснеженное поле, по которому дул ветер поднимая лёгкие снежинки и бросая их вниз.

Макар видел какие тяжести приходиться носить его любимой, о том, что Настя беременна он узнал от своей тётки. Он понимал, что ребёнок это его и, что это его сын родится.

Пелагея видела, как изменился Макар, всю осень он где-то пропадал, возвращался только к ночи, а в глазах была грусть и боль, он подолгу сидел молча, то сжимая, то разжимая кулаки, вздыхал что-то бормоча, а ночами скрипели половицы пола под его тяжёлыми шагами. А наутро наскоро поев куда-то уезжал.

Уж немало прошло время как Настю увезли из села, а всё ни как, не может её забыть, да жениться ему пора, она уже подыскала ему жену, соседку, хорошая работящая и Макар ей нравится, не раз видела, как она бросала на него свой взгляд, но Макар её не замечает.

Пелагея как-то завела разговор о ней, но он внимательно, долгим взглядом посмотрел на свою тётку и сколько было боли, и отчаянья в его взгляде, глаза наполнились слезами, из груди вырвался стон, как он устал носить эту боль в груди, и поделиться не с кем, и не раз ему приходила отчаянная мысль забрать Настю, и уехать куда-нибудь подальше, с этого проклятого места. Он знал, что Захар и Настя не были венчаны в церкви, значит не жена она ему, а так, приживалка. Вот уедут они, и наступит в их жизни весна.

=========

Весна была в самом разгаре, солнце сильно пригревало, весело бежали ручьи с каким-то перезвоном, всё это наполняло душу Настеньки, которая сидела возле избы на лавке, какой-то лёгкостью, она дохаживала последние дни.

В небольшом доме, по соседству, жила одинокая женщина-Полина которая стала часто заходить к ней, она уже знала, что у Насти нет матери и старалась как-то заменить ей её, без поддержки Насте было бы худо. Роды начались перед рассветом, Захар сходил за соседкой. Полина пришла сразу, согрев воды, как могла успокаивала Настю, та лежала, закусив губу стонала, с появлением первых лучей солнца она родила сына. Обмыв ребёнка, Полина завернула его в приготовленное бельё и подала его матери, Настя бережно прижала к себе этот крохотный комочек — плод её любви.

Она рассматривала его, чёрные волосы спадали на лоб, серые глаза с длинными ресницами не оставляли сомнения чей это ребёнок.

Полина тоже рассматривала ребёнка, ну слава богу на Макара непохож, ничего вот подрастет будет видно. Убрав в избе, она ушла домой.

Вошёл Захар потрогал печь, ну что разлеглась пора топить, выдуло за ночь-то, он даже не взглянул на ребёнка, он ему был не нужен, что с него взять, одно беспокойство, теперь не будет покоя ни днём ни ночью.

Настя даже не могла представить, что, уйдя за дровами, она оставит своего сына с мужем.

В избе становилось прохладно, боясь застудить ребёнка она прижала его к себе, согревая его своим теплом, попросила Захара затопить печь, зло сверкнув глазами, но спорить не стал.

Разгорелись дрова они потрескивали, шипели, вспыхивали яркими искрами, изба наполнилась теплом. Настя с нежностью смотрела на своё чадо, ну вот у неё тоже есть сын и будет о ком заботиться, нежно вдыхая его запах она понимала, что в ней просыпается материнское чувство.

Взошло солнце и всё вокруг ожило, и даже птицы были рады новому дню. Кое-где уже проглядывала зелёная трава, на деревьях появились первые листочки.

Настя любила наблюдать как сосёт её грудь ребёнок, жадно глотая её тёплое материнское молоко, он смешно жмурился, причмокивая крохотными губами, отпускал грудь тяжело дыша и снова припадал к ней тихо засыпая.

Пелагея сидела за столом ждала племянника, в селе только и было разговоров о Насте, и её сыне. Макар зашел снял сапоги и подсел к столу, ну какие новости по селу? — спросил он, тётка, хлопоча по дому накрывая на стол рассказала, что всё село только, и говорит о Насте и её сыне.

Макар опустил голову на стол, заплакал, он рыдал громко, навзрыд и кажется не было конца его горю.

Пелагея всплеснула руками и опустилась рядом, не плач скажи, что тебя беспокоит ведь не слепая я, не чужая тебе, она прижала голову племянника к груди, ласково поглаживая его голову.

Макар поднял