Пусть простить меня невозможно - Ульяна Соболева

— Врешь, тварь.

Несмотря на то, что мне завязали глаза, я знала, что Зарецкий смотрел, как один из его людей бьет меня. Он молчал и вопросов не задавал. Но я слышала его дыхание, тяжелое со свистом. Его невозможно не узнать.

Я не знала, где прокололась, и в какой момент все пошло не так, но это случилось.

— Говори, кто ты такая. Зачем ты здесь, и кто тебя подослал?

— Вы знаете, кто я такая.

Еще одна пощечина и еще, в голове звенит, и мне страшно, что они меня узнают, а если узнают, то и Руслан будет в опасности, и снова дети под угрозой. Как же так? Почему?

— Я тебе, сука, ногти повыдираю и волосы вырву, если не заговоришь. Голодом тебя морить буду мразь такую. Просидишь в этом подвале, пока крысы не сожрут твои кости.

Схватил за челку и сильно дернул голову назад.

— А может, оттрахать тебя? Всем коллективом. Дружно. Говори, кто ты такая?

— Никто. Я дизайнер. Анатолий Владимирович сам меня нанял. Не я к нему пришла.

— Тебя порекомендовали.

— Пока что не давать пить и есть. Сфотографируй ее. И давай ищи, кто она на самом деле такая.

Голос Зарецкого заставил вскинуть голову, насторожиться, напрячься всем телом.

— Эта сука все диски на флэшку слила и отдала кому-то. Пусть говорит кому. Не заговорит, кишки ей наживую вытяни. На тех дисках такое… Не только головы полетят. Апокалипсис начнется. Так что пусть говорит.

— Ты не знаешь, кто взял. Может, и не она. Я сам ее выбирал. Да, рекомендации были, но я мог и другую взять.

Зарецкий явно колебался, и я надеялась, что так и будет… он засомневается, и все прекратится.

— Больше некому. Как только она появилась, диски пропали. Ты вообще понимаешь, чем эта пропажа грозит тебе и мне, да и вообще многим… тебя за эти диски… Бл*дь, Толик.

— Сначала узнай, потом кишки ей выпустишь. Тот, кто взял, уже бы требования свои выставил.

— Еще не вечер. Выставит.

— Пока что полегче, а потом посмотрим. Людям своим скажи, пусть ищут — кто она такая, а найдут — тогда и решим, что с ней делать.

Он ушел, а я зажмурилась. Значит Серый им ничего не сказал, значит не вернул флэшку, или они его сразу убили. Внутри защемило болью. Жалко его стало. Не предал. Мог, даже должен был, но не сделал этого. Куда только флэшку спрятал? Но теперь я этого не узнаю, и Руслана предупредить не смогу. Доигралась. Идиотка.

А они очень скоро узнают, кто я такая.

Меня оставили в пугающей тишине и темноте. Ничего не слышно и не видно. Только мое собственное дыхание и стук сердца. Где-то наверху вдалеке раздаются голоса, но даже если я закричу, меня здесь никто не найдет. Вернется тот фсбшник и выпустит мне кишки, я чувствовала этот страх и его дикую злость. Когда человеку страшно, он способен на что угодно. Там на флэшке, наверное, не один Зарецкий мерзость творит… Постепенно мною овладевала паника. Я не понимала, что происходит. И как скоро мне ждать самого жуткого. Но они ведь ничего не знают наверняка и могут не узнать. Я должна молчать и вытерпеть. Я должна справиться. Я же сильная и не зря все это затеяла. Через ад проползла, через самое пекло…

Когда все закончится, я вернусь к детям… я буду умолять Руслана дать мне видеться с ними, я буду сторожить их у ворот и ходить за ними тенью. Он не сможет отобрать у меня самое дорогое, что осталось после нашей любви.

Может быть, это мои последние минуты, и как же сильно хочется думать сейчас о нем и только о нем. Надуматься так, чтоб разрывало от этих мыслей, чтобы сердце им переполнилось. Если это все еще возможно. Разве оно и так не пульсирует только им?

Как же все-таки все просто и банально, и в то же время абсурдно. Мы суетимся, предполагаем и прилагаем усилия, строим планы, а они рушатся за одну секунду в хлам. Нет заоблачной удачи и везения, нет внезапно появившихся полицейских или доброй феи… есть голая правда и грязная реальность. Добро редко побеждает зло.

Вот так все и заканчивается в настоящей жизни, а не в романтических сказках о любви хорошей девочки и бандита. Только я, наивная дурочка, могла верить, что мы сможем соскочить, сможем жить другой жизнью, сможем начать все сначала. Но это была лишь иллюзия. Мечта. Невыполнимая и такая же недостижимая, как и звезда на небе.

Такие, как Руслан, не смогут измениться. Это в их крови, они на этом выросли. Так же, как и Вороны. Нет у таких долго и счастливо. И у нас не было. Но я верила. Любая женщина хочет верить в лучшее, хочет надеяться… Я надеялась до последнего, пока не поняла, что никуда он от своего прошлого не уйдет. Всегда возвращаться будет, и последнее возвращение стоило нам всем очень дорого.

Как мне все это теперь забыть и простить? Простить ему женитьбу, простить детей, которых он отобрал. Простить, что не искал… А с другой стороны… Он поверил мне. Я лично бросала ему самые страшные слова в лицо, я лично отшвыривала его от себя, как можно дальше, и запутывалась в паутине сильнее.

Если все выплывет наружу — они придут меня убивать и убьют Руслана. Я хочу увидеть его прежде, чем это случится. Пожалуйста, хочу увидеть его и успеть сказать, что люблю, успеть сказать, что солгала. Пусть даже не поверит мне, пусть смотрит с ненавистью. Но я хотя бы умру, зная, что сказала ему об этом.

Как много можно вспомнить в тишине, в темноте, когда борешься с болью и отчаянием. Я вспоминала о нас. Каждую мелочь. Какие-то моменты… от которых все сжималось внутри. Мы забываем их… а потом оказывается они и были самой жизнью. Маленькие эпизоды, улыбки, слезы. Фрагменты. Лица на фотографиях.

Двери открылись очень тихо, но где-то с другой стороны, и я вскинула голову, всматриваясь в темноту. Пока вдруг не почувствовала, как меня сдавили сильные руки, приподнимая и уменьшая боль в запястьях.

— Ты… — прошептала и тихо всхлипнула, чувствуя, как освобождает мои руки, как растирает их, сдирает повязку. Тусклый свет ударил в голову, ослепла и застыла, глядя на родное лицо, разбиваясь на осколки, ломаясь с сильным треском. Не могу больше притворяться. Не могу и не хочу. Смотрю в его карие глаза, подернутые дымкой тоски и каким-то сумасшедшим отчаянием. Пронизывает, прошивает этим взглядом насквозь, и сердце не просто бьется, оно невыносимо дергается в груди. Хотела закричать его имя и не смогла. И он смотрит на меня, не моргает, не двигается, только держит очень крепко, так крепко, что мне кажется, я сейчас задохнусь. Хотела что-то сказать, но рот открылся в немом стоне.

— Я все знаю.

Выдохнул мне в губы, убирая мои волосы с лица, содрогаясь от первого прикосновения и со стоном вдавливая меня в себя, обхватывая обеими руками мою голову и вжимая в свою грудь сильно, до ломоты в костях.

С такой тоской, с таким необратимым голодом, что мне кажется, я разорвусь от рыданий. Никогда мне его не разлюбить. Никогда не оттолкнуть, никогда не начать жить сначала. Он мое начало и мой конец. Увидела его, и все закружилось перед глазами. Вот он смысл… и никакого другого больше нет.