Ни страха, ни надежды. Хроника Второй мировой войны глазами немецкого генерала. 1940-1945 - Фридо фон Зенгер

11 августа я доложился в Риме Кессельрингу. Он был в хорошем настроении, и я отметил, что в отношениях между нами не осталось и следа того напряжения, которое было во время боев на Сицилии. Он вручил мне свою фотографию с лестной надписью. Возможно, это было признанием моего предвидения поворота событий на Сицилии, которое оказалось точным. Отправка на остров новых подкреплений ничего бы не изменила, а только задержала бы эвакуацию.

Я присутствовал на совещании Кессельринга с недавно назначенным итальянским министром флота, который в прошлом был военным атташе в Берлине, однако мне не удалось прояснить личную позицию министра. Оба участника беседы согласились, что итальянский флот не может играть активную роль, до тех пор пока остается в портах Ла-Специи и Таранто. Многие тогда не понимали, что операции военно-морских сил требуют еще более мощного прикрытия с воздуха, чем сухопутные войска. Авиация привела к более революционным изменениям в тактике морского боя, нежели сухопутных операций. Поэтому лишь жестом отчаяния явилось бы решение направить итальянские корабли в бой. Каждый профессионал понимал, что вышедший в море линкор будет немедленно опознан и уничтожен противником, обладающим превосходством в воздухе и на воде.

Кессельринг предоставил в мое распоряжение самолет «ДО-217», на борт которого мы и погрузились 12 августа вместе с майором фон Рором и моим денщиком Фейрштаком. Мы сидели тесно под колпаком бомбардировщика, а багаж разместили в бомбоотсеках. Но на этот раз нам пришлось нацепить на спину только парашютные ранцы без дополнительных спасательных жилетов, положенных при полетах над морем. За час сорок минут мы долетели до Мюнхена, где я успел на хорошо знакомый мне поезд до Геттингена.

Вспоминая Сицилию со смешанными чувствами, я не могу утверждать, что с большим воодушевлением принял свое новое назначение в начале сентября – командующим силами вермахта, отвечающего за эвакуацию с Сардинии и оборону Корсики. Перспективы становились все хуже и хуже, и обострилась политическая обстановка. ОКБ относилось к правительству Бадольо с обескураживающей резкостью, в то время как люди, сведущие в дипломатии, вроде нашего атташе в Риме, отстаивали modus Vivendi, даже зная позицию этого правительства. Я с большой долей вероятности прогнозировал, что наш союзник бросит нас на этих островах, и эта перспектива не очень-то вдохновляла. Ввиду такой возможности главнокомандующий германских вооруженных сил на юге приказал разоружить всех итальянцев. Однако немецкие войска на островах были слишком малочисленны, чтобы выполнить эту задачу. Кроме того, существовала опасность вмешательства местных французских повстанцев. Наконец, была угроза союзных десантов. Перемахнув с Сицилии на эти острова, они получили бы базу для высадки глубоко в тылу германских войск на континенте. Географически они более удалены, чем Сицилия, так как находятся почти на таком же расстоянии от континента, как Сицилия от Северной Африки. К тому же союзники господствовали на море и в воздухе. На мой взгляд, приказ оборонять такие изолированные острова стал еще одним примером неспособности понять жизненную важность участия флота и авиации в современной войне. Бесполезными выглядели и данные мне инструкции, что в случае измены итальянцев немецкий гарнизон на Сардинии должен быть переброшен на Корсику, которую и надлежало оборонять. Вряд ли следовало ожидать, что союзники станут безучастно наблюдать за тем, как объединяются два гарнизона. Рано или поздно Корсика тоже падет перед ними.

7 сентября «ДО-217» доставил меня в Аяччо, мой штаб был переброшен из Ливорно. Я отправился с визитом в итальянский 7-й армейский корпус в Корте. Его командир генерал Мальи считался прогермански настроенным, потому что он служил вместе с Кавальеро, и за это его ценил Кессельринг. Я все же отметил весьма прохладный прием у офицеров. Тот факт, что Кессельринг рассчитывал на «лояльное сотрудничество» со стороны Мальи, особенно осложнял политическую составляющую моей миссии. Ни Кессельринг, ни гитлеровское ОКБ не понимали, что любой итальянский офицер может оказаться в таком положении, когда ему придется выполнять приказы своего законного правительства, приказы, которые могут заставить их сложить оружие. Ведь такой приказ в итоге положил бы конец этой войне, как было и в других проигранных войнах. При существующем положении вещей приказ этот мог быть отдан только за спинами немцев. Однако нельзя было позволить неприятному привкусу «предательства» разрушить путь, ведущий к спасению людей. В подобных случаях офицеры обязаны подчиняться. Поэтому я не удивился, когда Мальи отказался выполнить мое требование, как прежде отказался выполнить и требование Кессельринга направить немецкие подразделения для обслуживания его собственных береговых батарей. Он счел это требование унизительным и разрушающим моральный дух его войск.

Мальи располагал четырьмя дивизиями, тогда как у меня была штурмовая бригада СС «Рейхсфюрер СС», имевшая всего два пехотных батальона, но относительно сильную артиллерию и один противотанковый дивизион. Эта бригада стояла на юге, вблизи Сартены, с задачей не допустить высадку десанта противника или, если потребуется, создать плацдарм в Бонифачо, чтобы обеспечить эвакуацию германских частей с Сардинии. Противотанковый дивизион стоял в Порто-Веккьо.

Командир 6-го итальянского армейского корпуса со своими четырьмя дивизиями отвечал за всю остальную оборону. Я был прикомандирован к нему в качестве офицера связи, что соответствовало той должности, которую я занимал на Сицилии.

Я согласился с командиром корпуса, что весь восточный берег Корсики находится под угрозой. Итальянские дивизии были дислоцированы так, что могли отразить высадку десанта только на западном побережье. Однако внезапный десант на восточном берегу был не просто возможен, но и обещал успешные результаты. Он отсек бы германские войска, стоящие на юге, от важного порта Бастия на северо-восточном побережье.

Поэтому я собирался в случае измены итальянцев развернуть части 90-й гренадерской моторизованной дивизии (которая должна была прибыть с Сардинии) вдоль восточного побережья и установить таким образом связь между южной оконечностью острова и Бастией. Мальи одобрил этот план. В случае высадки союзников на этом берегу он хотел принять участие в обороне, предпринимая контратаки из глубины острова!

Условия в порту Бастия оказались чрезвычайно неблагоприятными. Там размещались три зенитные батареи и несколько немецких административных центров: начальник местной административно-хозяйственной службы, важное управление морского транспорта, начальник снабжения вермахта и несколько более мелких административных служб. Один немецкий батальон, прибывший в качестве подкрепления, должен был немедленно выделить половину своих сил для охраны складов. Это высвобождало личный состав береговых батарей, которые я надеялся (если все пойдет нормально) использовать в Бастии и Бонифачо вместо итальянских.

В течение двадцати четырех часов после моего прибытия обстановка радикально изменилась в связи с заявлением Бадольо о перемирии с главнокомандованием союзников. Все итальянские войска на острове были нейтрализованы, тогда как французские повстанцы вступили в бой. Генерал Мальи остался теперь явно без власти. Он предложил поддержать, насколько это возможно, германское управление боевыми действиями, чтобы облегчить переброску немецких войск с Сардинии, подавить восстание французских партизан, отдать приказ своим береговым батареям отвечать на обстрел с моря и предоставить в мое распоряжение свои линии связи.