Пробуждение - Нефер Митанни

подвластен!».«Она боится меня? Неужели она думает, что я могу ударить её?», — с отчаянием подумал Сергей и проговорил хриплым, срывающимся от волнения голосом:— Анечка, любовь моя, не бойся меня!Упал перед ней на колени и привлёк к себе. Она, будто в каком-то оцепенении, безвольно опустив руки, не сопротивлялась.— Сердечко моё, — зашептал Сергей, покрывая поцелуями мокрое от слёз лицо Анны, — никогда — слышишь? — никогда я не причиню тебе зла! Я скорее умру сам... Даже если лишусь рассудка, я не сделаю тебе ничего дурного. Ты — моё счастье, моя любовь, моя жизнь... Я никогда не играл с тобой, и ты напрасно воображаешь себе всякий вздор, — он улыбнулся, с нежностью заглядывая в чарующие глаза. — Из всех женщин на свете для меня существует только одна — моя жена, ты, моё сокровище!Его губы коснулись её уст. Он, покачивая жену на руках, окутывал её теплом своих глаз, укрывал негой, льющейся из них. Его руки завораживали её своими прикосновениями, лёгкими, скользящими и одновременно такими сильными, надёжными как колыбель для младенца. Анна вдруг задрожала, ощутив, что тепло его тёмно-синих глаз проникает к ней внутрь, заполняет собой всё её существо, заставляет трепетать от неодолимого желания принять его в себя и раствориться в нём самой. Сергей понял её без слов, он и сам хотел того же — излить на жену свою любовь, наполнить этим чувством каждый уголок любимой, впитать в себя её нежность и страсть, насладиться её красотой.Он ласкал её, шептал какие-то глупые нежности, называя жену сотнями разных имён, награждая её тысячей невероятных комплиментов, от которых она смущалась едва ли не больше, чем от его смелых ласк. Всецело отдавшись сладкому безумию, Анна совсем позабыла о своей обиде. Он вернулся к ней, он по-прежнему любит! Стеная в его объятиях, в порыве овладевшей ими страсти, она хватала мужа за тёмные непослушные кудри, царапала пальцами его широкие мускулистые плечи. Вдруг их накрыла невыносимо жаркая волна, подняла, закружила, увлекая к самым небесам.— Я хочу умереть в твоих руках, - прошептала чуть слышно, приходя в себя и улыбаясь сквозь слёзы.— Сердечко моё, — отвечал с улыбкой Сергей, — я не вынесу твоей смерти, - немного помолчав, осторожно спросил: — Ты, правда, думала, что я тебе изменяю?— Да, — чуть слышно отвечала Анна, вдруг устыдившись тех слов, которые в сердцах бросила ему.— Глупышка, моя, — вздохнул он и улыбнулся, гладя её волосы.Он вдруг поймал себя на том, что ревность Анны была ему приятна. Он сам безумно ревновал её, когда они бывали в свете. На балу, видя, как жена танцует с кем-то, он испытывал буквально физическую боль от этого зрелища. Маленькая ножка, то и дело мелькавшая из-под пышной юбки, была сейчас не с ним, нежная трогательная улыбка и завораживающие глаза сияли не для него, и не его руки касались гибкой талии, — вынести всё это он был не в силах. Поминутно поднося руку к разгорячённому лицу, он безотрывно следовал за женой лихорадочным взглядом. И в тот день, когда Николай сыпал комплиментами в адрес Анны, он буквально сходил с ума, не сдержавшись, был груб с ней, а потом терзался в раскаяниях. Сегодня же он словно взял реванш за те свои страдания.С хитрой усмешкой Сергей спросил опять:— И откуда же, сударыня, вы знаете про гадких женщин, как вы изволили выразиться?— Я... я и не знаю, — она медленно начала краснеть, — это твоя тётя так говорила.— Неужели? — Сергей удивлённо приподнял брови. — Что она тебе говорила?— Нет, она не мне говорила... Я случайно услышала, как она однажды сказала, что ты весело проводишь время с гадкими девицами, — отвечала Анна и, вздохнув, осторожно спросила: — Серёжа, а это... правда?— Что? — он настороженно взглянул на жену.— Ну... то, что говорила твоя тётя?Серей сел, взял жену за руку, и, глядя в глаза, заговорил серьёзно, ему не хотелось мучить её понапрасну:— Любовь моя, да, это было. Раньше, задолго до встречи с тобой. Ведь я гораздо старше тебя. И это ничего не значило для меня, — он улыбнулся, — ты же понимаешь уже, что мужчина иногда... нуждается в таких вещах... А если его сердце свободно, то он в определённые моменты забывает о моральной стороне вопроса... Порой я был противен сам себе... Но то, что я гораздо опытнее тебя, это даже хорошо... Ведь так?— Да, наверное, — прошептала Анна и опять спросила, словно читая что-то в его глазах: — Но ты никогда... их не любил?— Никогда — никого, — искренне отвечал Петрушевский. — Когда я увидел тебя, я стал всецело твоим. Даже до нашего венчания... Вернувшись в столицу после отпуска в деревне, я постоянно думал о тебе, твой образ стоял передо мной и днём, и ночью. А потом, когда ты стала моей, я просто дышу тобой... только тобой.Он говорил тихо, но страстное искреннее чувство сквозило в его тоне, в его взгляде, устремлённом на жену, он сжимал её пальцы и беспрестанно подносил их к губам. Сейчас Сергей открыл ей то, что составляло главное содержание его внутреннего состояния все эти месяцы. Лишь одно мучило его, лишая покоя – тайна о членстве в заговоре. Он терзался тем, что вынужден что-то утаивать от любимой. Скрываться от неё, от той, кто есть часть его самого, он считал неправильным, но и открыться ей тоже не смел. Разве мог он, посвятив жену в свою тайну, обречь её на равную опасность и волнения?! Ведь она, хрупкое юное существо, не закалённое жизненными перипетиями, просто могла не выдержать этих испытаний. Разве имеет он право подвергать её покой и даже больше - самою жизнь - опасности?! Именно об этом он мучительно размышлял всё это время, отсюда были его задумчивость и отрешённость, так взволновавшие Анну.— Но, в таком случае, — Анна хитро прищурилась, — где ты был все эти ночи?Лицо Сергея, ставшее очень серьёзным, помрачнело. Нахмурив брови и словно что-то решая про себя, он начал осторожно, боясь испугать жену:— Аня, ты должна знать одну вещь... крайне важную для меня, — он опять помолчал, будто подыскивая нужные слова, потом уже уверенно продолжил: — Теперь я состою в одном прекрасном и очень нужном деле.Анна вздрогнула, испуганно посмотрела ему в лицо, в её огромных глазах метнулся тревожный блеск.— С тобой может что-то случиться? — прошептала она.— Нет, нет, вовсе нет, — поспешил успокоить он.