Лесной замок - Норман Мейлер

Беспокойство, испытываемое Алоисом, усиливалось из-за того, что он так и не смог убедить себя, что поступил правильно, решив не тянуть с обзаведением собственными ульями до весны. Теперь ему предстояло заботиться о том, чтобы его колония не погибла от холода.

На протяжении всех зимних месяцев внутреннюю температуру в каждом из ульев следовало замерять каждый день. Однако улей можно было открывать всего на пару секунд.

«Вас будет снедать любопытство, — предостерег Алоиса Старик, — но не вздумайте давать ему волю. Нечего и думать о том, чтобы снять выдвижные рамы и посмотреть, как обстоят дела в сотах. В результате такой неосторожности вы можете настолько выстудить улей, что на новый обогрев у пчел уйдет несколько часов. А это неизбежно приведет к резкому сокращению популяции. Так что не рискуйте, господин Гитлер. До сих пор, судя по вашим собственным словам, вам доводилось иметь дело с пчелами лишь в июне и в июле. А такое под силу даже любителю. Но для того чтобы стать подлинным Пасечником и провести маленький народ сквозь суровую зиму, человеку нужен характер, друг мой, характер! — И словно бы для вящей убедительности он добавил: — Мой новый друг!»

8

Если бы Алоису выпал жребий оказаться одновременно и подсудимым, и судьей, он вынес бы себе обвинительный приговор. Неужели какая-то отставка заставила некогда сильного человека превратиться в такую развалину? Повинуясь минутному порыву, он купил ферму, а затем (словно бы для того, чтобы удвоить ставку) приобрел два пчелиных роя в дощатых ульях. С какой стати было так спешить с обзаведением собственной пасекой в канун зимы? Разве и это не стало данью порыву, причем опрометчивому? У Старика хватило наглости сказать ему на прощание: «Скоро вы увидите, от скольких хлопот я вас избавил».

Но, избавленный от лишних хлопот, Алоис добрал свое напрасными опасениями. Ему все еще не исполнилось шестьдесят, черт побери, оставался еще год с лишним до этой круглой даты, но, взвалив на себя новую ношу, он внезапно почувствовал сильнейшее изнеможение. Его два улья уже стояли под дубом, утепленные толем и сверху, и снизу; толь, чтобы его не сдуло ветром, был аккуратно придавлен камешками. В двух ульях обитали два роя. Каждый день он замерял температуру в обоих ульях, а раз в неделю проводил взвешивание. Его проблема отчасти заключалась и в том, что работы у него практически не было — только треволнения. Если к весне пчелосемьи существенно ослабнут, ему придется подселять остатки одной к остаткам другой, придется, не исключено, покупать еще пчел, что, не говоря уж о новых тратах, вне всякого сомнения, приведет в восторг вонючего Старика; да и может ли быть по-другому, если высокочтимый главный инспектор таможни господин Гитлер распишется в собственном невежестве в области пчеловодства всеми десятью пребольно покусанными пальцами? Уже прямо сейчас, в ноябре, Алоис прочитал целую лекцию — Анжеле, Ади и даже Кларе — на тему о том, как важна будет в пчеловодстве с наступлением теплой погоды чрезвычайная опрятность. Каким бы пригожим ни выдался денек, ульи ни в коем случае нельзя оставлять открытыми. И главное — не проливать наземь ни капли меду. А если все-таки прольешь, немедленно прибрать за собой. Потому что, если этого не сделать, пчелы могут наброситься на дармовой мед, на не стоящий им никаких трудов мед, и увязнут в нем, и если лужица окажется достаточно глубокой, она станет для них сестринской могилой.

Так что его страхи распространялись на все семейство и простирались на много месяцев вперед. Ежевечерне он читал литературу по пчеловодству и мало-помалу впадал от нее в полную зависимость.

Он смастерил третий улей, который пока был ему без надобности, и гордился проявленным мастерством, хотя, понятно, его самопальной поделке было далеко до настоящих «лангстроттов».

Однако работа его успокоила. Грудь колесом, он важно объявил жене: «У кого в жилах течет добрая немецкая кровь, тому понятно, что благословение дарует нам не Господь, а тяжкий труд». Хотя это было, пожалуй, не слишком удачное замечание. Почему он завел речь о немецкой крови, а не об австрийской?

Этот вопрос дал ему новую пищу для размышлений. Справедливо ли, что той или иной нации присущи свойственные только ей достоинства? Потому что, если это не так, то с какой стати славить немецкую кровь? И почему, собственно говоря, не австрийскую? У него был император, вечно решающий огромные и (часто) идиотские проблемы поддержания мира и согласия между подданными империи Габсбургов: чехами, венграми, итальянцами, поляками, евреями и сербами, не говоря уж о цыганах. А вот у немцев такой проблемы просто-напросто не было. За что им, разумеется, следовало благодарить Бисмарка, объединившего все эти жалкие удельные княжества. Людвиг I и Людвиг II, прозванный Безумцем, баварцы, а все баварцы рождаются сумасшедшими. Но пруссаки еще хуже. У каждого пруссака шило в жопе. Так с какой стати рассуждать о немецкой крови? «А с такой, — ответил он самому себе, — что я прекрасно понимаю, что это такое».

Но понять он этого как раз не мог, хотя в каком-то смысле и понимал. Разница между «понимать» и «понять» представляла собой философскую загадку. Алоис и сам почувствовал себя в некотором роде философом. Что ж, для выходца из глубинки совсем недурно. Он испытывал искушение обсудить «философскую загадку» в местной пивной, но по размышлении решил этого не делать. Там, в Фишльхаме, подобрались идиоты. И ему было жаль попусту потраченного на них времени. Тем не менее уже в ноябре он начал появляться в пивной едва ли не сразу же после полудня, что служило лишним доказательством (имелись, впрочем, и другие) того, что он совершенно обленился. Именно поэтому он, воздержавшись на пару дней от визитов в пивную, растянул на ветвях дуба, под которым стояли ульи, сетку, чтобы отпугнуть птиц, которые должны были прилететь по весне. Он подумал даже о том, не навестить ли Старика, но вспомнил, как тот чудовищно пахнет, и предпочел воздержаться.

Прошло совсем немного времени, и он уже вернулся в пивную. Кое-что отрадное в визитах сюда все же было: идиоты теперь считали его крупным специалистом по пчеловодству. Все наставления Старика плюс все знания, почерпнутые Алоисом за последнее время из книг, он преподносил теперь как свои собственные открытия. Алоис не сомневался в том, что честность и скромность представляют собой человеческие достоинства и демонстрировать их надлежит в общении с вышестоящими. Тогда как нижестоящих надо превращать в покорных слушателей, изо всех сил внушая им, что, слушая тебя, они внемлют мудрецу. Поскольку для местных жителей он был более доступен, чем Старик, именно ему и выпадала роль главного эксперта. Один из здешних фермеров уже нанес ему визит, чтобы посоветоваться насчет обзаведения пчелами. Алоис буквально ошеломил его объемом и детальностью информации о том, как надлежит правильно кормить пчел в зимнее время.

Эта небольшая лекция позволила ему вновь почувствовать себя специалистом, каким он был до ухода на пенсию.

«Вся трудность, — объяснил он посетителю, — заключается в том, чтобы смастерить хорошую кормушку. Потому что нужно не только вливать жидкий корм, затянув горлышко кувшина частой сеткой, как я вам только что объяснил, но и сам сосуд приходится держать вверх дном строго над отверстием, чтобы питание досталось именно тем, кто в нем особо нуждается. Вы улавливаете мою мысль?»