Дневник плохой мамаши - Кейт Лонг

* * *

Менять калоприемник оказалось не так уж и сложно (в конце концов, скоро мне придется менять подгузники — надо учиться). Сперва мне становилось страшно от одной мысли об этом, а теперь — просто грустно. Бабушка покорно лежит на кровати, под ней подстелено полотенце, платье поднято, колготки спущены. Между ног жиденькие седые волосики, кожа на животе дряблая. Разлепляешь липкую ленту, бросаешь грязный калоприемник в пакет. Вытираешь гигиенической салфеткой странно чистую попу Сдираешь бумажку с липкой полоски на новом калоприемнике, надеваешь его на бабушку. Мама обычно, на всякий случай, обвязывает ее лентой. Если на коже покраснение, надо намазать кремом — только очень осторожно, чтобы не попал под липкую ленту, иначе тут же отклеится, и это катастрофа. Бабушка все это время лежит и смотрит в потолок стеклянными глазами. Но в ту минуту, как опускаешь ей платье, она будто оживает. Вот и все. Ничего особенно страшного.

Я несла пакет в помойное ведро, когда в дверь позвонили. Отец был прав: просто проходной двор! Я думала, что это пришла очередная старушка из клуба для тех, кому за семьдесят, но это был Дэниел. Он принес детскую колыбельку.

— Пациентка моего отца просила отдать кому-нибудь эту штуку. Придется, правда, найти к ней новый матрас, но зато к ней есть подставка — получится нормальная кроватка, и видишь, даже кружева по краям.

— Чудесно! — Я взяла у него колыбельку и положила ее на диван, а он пошел к машине доставать, что еще привез.

Бабушка и Мод пришли поглядеть.

— Какая прелесть! — восхитилась бабушка.

— Да-а, уж лучше, чем ящик комода, — заметила Мод, заглядывая в колыбельку, — в котором я спала в младенчестве.

— Тогда всех детей в комоды клали, — объявила бабушка. — Ну какая же все-таки славная вещь.

— А куда вы ее поставите?

Бабушка пожала плечами.

— В моей комнате. Так будет удобнее, — пояснила я. — Легче вставать к нему по ночам.

Я глянула в окно. Дэниел с кучей хлопкового с вышивкой белья и стопкой книжек в руках пытался открыть калитку.

— Погодите, — бросила я старушкам.

Я прошла по дорожке, открыла щеколду.

— Проходи, бестолочь. Дай хотя бы часть книжек донесу.

— Их просила передать миссис Карлайл. Советовала почитать в каникулы. Много не бери, только эти сверху.

— Ох, надо же ей позвонить! Я вообще-то собиралась… — Я запнулась, вскрикнула и уронила книги на дорожку.

— Что с тобой? — встревожился Дэниел, бросил вещи обратно в машину и обнял меня за плечи.

— Идем в дом, Дэн. В дом, скорее.

Он отвел меня внутрь, я села на диван и перевела дыхание.

— Что случилось, Шарлотта? Тебе больно?

Бабушка и Мод тут же засуетились.

— Сделать ей чаю? — спросила Мод.

— Да, если не трудно. Спасибо. — Дэниел опустился рядом со мной. — Шарлотта, что с тобой?

Я застонала:

— Там Пол. Он шел по той стороне улицы с пакетом из «Спара», ты его не видел. Зато он видел меня.

Господи, какое унижение! Он уставился на меня, а потом нарочно отвернулся и так и смотрел в сторону, пока не скрылся за углом. Видно было, что он бы с радостью бросился бежать. Сволочь!

— Пол?

— Да.

— Грязная скотина! Тьфу! — сказала бабушка. — Бог его накажет.

— Знаешь, я не очень умею драться, но, если хочешь, я пойду и набью ему морду, — предложил Дэниел. — Скажи только, где он живет.

Даже в такую минуту я не могла не улыбнуться, когда представила эту картину. «Простите, — скажет Дэниел. — Ничего, если я дам вам в зубы?» А потом Пол сделает из него отбивную.

— Нет, не надо. Отец уже пытался. Старый дурак.

Дэниел облегченно вздохнул. Мод принесла чай.

— Ты уверена, что хорошо себя чувствуешь? Может, позвать врача?

— Нет, спасибо. Мне правда нормально. Просто противно. — Я глотнула чаю. — Спасибо, миссис Экерсли. Пожалуй, я прилягу.

— Вот и хорошо. Вытягивай ноги. — Дэниел встал, освобождая место. — Мне все равно надо идти.

— Не уходи, пожалуйста, — попросила я. — Давай лучше поднимемся в мою комнату, поговорим.

Мод бросила на меня удивленный взгляд. Я чуть не сказала ей:

— Господи, неужели вы думаете, что в моем положении можно еще забеременеть?

— Извини, у меня тут так мало места.

Дэниел опустился в кресло.

— Ты чего улыбаешься?

— Так. Просто странно видеть тебя здесь. — Я села в кровати. Подложила под спину бабушкину подушку, пытаясь устроиться поудобнее. — Трудно быть таких размеров. Совершенно невозможно жить с таким животом — как ни повернись, все равно мешает.

— Думаю, он еще подрастет.

— Тебе легко говорить. Сам-то вон какой худенький.

— Хочешь, включим музыку?

— Давай, если не трудно. Кассеты на полке у тебя над головой. Поставь, что хочешь — только спокойное. Кстати, на самом верху неплохая подборка. Ее для меня записала Джулия, чтобы было что слушать во время родов. Саундтрек к моим мукам.

— Тут у тебя так все… буквально рукой подать. — Дэниел протянул руку и включил магнитофон. Некоторое время мы слушали молча.

Ты плачешь в подушку ночами

И ждешь — не откроется ль дверь…

Любовь — это только гормоны,

И нет ничего в ней, поверь.

Я первая нарушила молчание:

— Дело в том, что я и ненавижу Пола, и в то же время все еще люблю. Нет, не его самого, а тот образ, который у меня когда-то сложился. Сначала он мне казался таким необыкновенным: всегда веселый, на все наплевать. А я такая серьезная. Я даже думала, что мы подходим друг другу. Вот дура! Даже сейчас не могу отделаться от впечатлений первых недель. Все, что было потом, как-то в голове не укладывается. До сих пор. Сама знаю, что он — жалкая скотина, но ведь он — отец ребенка.

— Никакой он не отец, раз от него отказался. Ты же не можешь его заставить. Конечно, когда ребенок родится, можно заставить его платить алименты, но это все.

— Знаю. Но все-таки с биологической точки зрения…

— Биологическая точка зрения — это фигня. Вставил в нужный момент — и привет.

Мы оба покраснели. Песня закончилась. Началась другая:

Ты для меня и солнце, и луна,

Маяк в ночи и звездочка моя.

Лишь для тебя живу я для одной,

Все потому, что мне тепло с тобой.

— Вдобавок он все время будет вертеться под ногами, как показал и сегодняшний случай. Я же буду постоянно на него натыкаться. Противно.