Пансионат "Уютный дом". Побег. - Инна Рудольфовна Чеп

Парень взял ее за руку.

— Ну зачем даме пачкаться в лесу? Ты мне пса приведи, а я следующим же вечером верну его тебе обратно.

— А он будет тебя слушаться? — удивилась Аня.

— Меня — будет, — так уверенно сказал Патус, что девушка тут же восхитилась его способностями к общению с животными.

Пес упирался, не хотел идти к чужаку, но девчонка наговорила ему всякой ерунды, успокаивая, и оставила в чужом доме.

Патус Вастерли спокойно улыбался, когда соседка оставила пса на его попечение.

И когда бил Иса кнутом по спине тоже улыбался.

— Бесполезная псина! Ты будешь меня слушаться!

Ис скулил.

Чер тоже.

…

Две реки сошлись в одну. С одной стороны Патус топил щенка, с другой женщина в красном мыла руки в проточной воде. Посередине стояли девушка с зареванным лицом и тощий волк. Стояли молча. Каждый думал о том, что увидел. Чужие ошибки прощать гораздо сложнее, чем свои собственные.

Аня подбирала слова. Она не знала, как объяснить свой поступок. Ей и в голову не могло прийти, что пса можно дрессировать подобным образом. Когда Ис прибежал к ней пару часов спустя со следами крута на спине, она не сразу поверила своим глазам. В голове просто не укладывалось, что так можно обращаться с животным. И тем не менее она виновата. Ей все казалось, что соседский сын Патус Вастерли часто говорит с ней неподобающе, не потому что не считает ее ровней, а потому что видит в ней друга. Патус из старой дворянской семьи, он не будет пренебрегать правилами просто так. А вот она из купеческого рода, хоть и сильно разбогатевшего. Ей следует, как говорит наставница Ангелина, "к слову, делу, и движению быть одинаково внимательной". И она была внимательной к себе и невнимательной к нему. К его действиям и словам. Ее самообман плохо закончился — она сделала больно Ису. Отдала его в руки недостойному. Предала.

— Я не знала, честно! — крикнула наконец Аня и закрыла лицо руками, пытаясь забыть ужасную картину. — Не знала. Ис избитый прихромал в тот день. Я пошла искать Патуса, мне сказали, он на речке. Он топил щенка. Его сука не с тем загуляла, оказывается. Мы поругались, и я никогда больше с ним не разговаривала! Никогда! Даже не здоровалась! Но я… Я предала Иса, да. Я предательница!

— Ты просто хотела понравиться, — проницательно заметил зверь с грустным вздохом. Аня обессиленно опустила руки и обернулась.

— Ты говоришь? — спросила она устало.

— Это сон, — волк положил голову на скрещенные лапы. — Так что да, говорю.

— Это хорошо. Я успела заскучать без твоих рассуждений. Но здесь ты прав. Хотела, — Аня понуро кивнула. — Он старше был, красивый такой, с кучеряшками этими у висков. И белые рубашки ему чрезвычайно шли. Тогда в моде было белое. А он постоянно мимо нашего поместья ездил на своем гнедом. Фехтовал с братьями Грозиными, что по ту сторону реки жили, сестру их до тетушки провожал, а меня не замечал. Как-то и глупо обижаться, но почему-то было очень обидно. Он мне тогда этаким рыцарем виделся из сказок. Я не принцессой даже, оруженосцем его стать хотела. А он оказался… Как служанка Аська конюха пансионатского величает.

— Рыцари Инквизиции убивали ведьм, — заметил Чер. Он как всегда стремился к достоверности и объективности изложенного.

— Я знаю…знала о ведьмах только из древних легенд. Впрочем, и сейчас ничего хорошего о них сказать не могу.

Аня посмотрела на сторону Чера, но силуэта в алом там уже не было. Как и Патуса на ее части реки.

— Ты…думаешь, я и тебя предам? Так же как Иса?

Он не ответил. Аня согнулась, отвернулась к бурлящим у их ног водам.

— Нет. Не думаю.

Ее локтя невесомо коснулись чужие пальцы.

— Ты не знала, что сосед не такой уж и милый, каким он тебе казался. Выбор был сделан неправильно, но злого умысла в том не было. Я не собираюсь отворачивать от тебя из-за одной вброшенной мне в голову сцены.

— Спасибо.

Она неприлично шмыгнула носом и часто-часто заморгала, высушивая слезы. По реке вниз по течению проплыл трупик красногрудой птички. Анна вздрогнула. Пальцы с ее локтя тут же исчезли.

Когда девушка обернулась, Чер опять лежал на земле в виде волка.

— Это удивительно: превращаться быстро и безболезненно. — нейтрально заметил он. Но хвост его нервно подергивался. Аня села на берег и обняла спутника за шею.

— Если они пытались таким образом нас рассорить, у них это не удастся! — решительно заявила она. — То, что было… Я понимаю, почему ты это сделал. И не осуждаю. И шарахаться от тебя ч ужасе не собираюсь. Ты странный, да. Но я знаю, что не плохой.

Пес лизнул ее в ухо, потом стушевался и спрятал морду под лапы.

— Не "они", — пояснил он все же. — Мы. Это просто одни из наших самых потаенных "стыдных" поступков. Ога ничего этого не видела. Знаем только мы.

— Тогда это будет наш большой маленький секрет. — улыбнулась Аня. — Этакое побратимство сном.

Она говорила непринужденно, почти весело. Ей очень хотелось приободрить спутника. Пес встал на четыре лапы.

— Пойдем?

— Куда?

— Куда выведут ноги. Должны же они куда-то нас привести.

Аня тоже встала.

— Ну пошли.

Они шагнула прочь от реки — и провалились в яму. Бесконечную белую яму.

…

Беглецы открыли глаза одновременно. Первое, о чем оба подумали — темнеет. Значит, через несколько часов за ними приедут из пансионата. Второе, на что они обратили внимание — глаза. Светящиеся в полутемной избе, змеиные, с вертикальным зрачком. Глаза внимательно следили за каждым их движением.

— Ну как, молодец да девица? Выспались?

Чер вскочил на четыре лапы, заслоняя собой неуклюже поднимающуюся на ноги спутницу.

На скамье у противоположной стены сидела женщина. Седая, но белые волосы уложены в незамысловатую прическу, черты лица в темноте толком не видны, на шее — яркие бусы да кожаный шнурок с вырезанной из толстого приречника дудкой. Незнакомка поймала взгляд метаморфа и кивнула.

— Правильно мыслишь. Стоит вам шаг сделать — и я дуну в сей замечательный инструмент призывая Слуга и его прихвостней. И тогда все. Свяжут вас, положат на старую телегу и как лесную добычу отвезут ее милости Ведьме.

— Что же вы не дуете? — спросила Аня. — И почему нас не связали заранее?

— Вот молодежь пошла! Ничего не знаете! Кто выпил сонки, да по невинности своей ушел в Сумеречные сады, тех не трогают. Даже одеялом не накрывают. Человек как погрузился, так и вернуться должен. А