Кочевники неба - Вадим Павлович Калашов

Варэк с трудом оторвал голову от стола, кивнул мануфактурному старшине и потянулся вместе с остальными юношами в рабочей одежде к окошку, где еженедельно выдавали жалование. Толкаясь в этой очереди, он вспоминал другую, где простоял вместе с Келли несколько часов, как оказалось, впустую. Ворота захлопнулись не в полдень, как думал Соко Солома, а в десять утра. Так ребята Миртару оказались на карантине из-за холеры. В довершении несчастий у них украли их великолепных лошадей.

– Хоть на сене сэкономим, – попытался пошутить Варэк.

– Да ты уже сэкономил на конюшне! – не оценила его юмора Келли.

Варэк опустил голову. Келли была права: он не захотел доплачивать за то, чтобы лошадей разместили в конюшне гостиницы: был уверен, что прямо под окнами им ничего не грозит – ну, кто станет воровать таких приметных кобыл даже в таком большом городе, как Авия?!

– Тот, у кого есть прямой выход на иностранный рынок, – просветили Варэка в королевском сыске. – Уже через час ваши кобылки были за стенами, а очень скоро они окажутся за пределами страны. Нет, конечно, мы могли бы постараться их перехватить…

Варэк, не дослушав офицера сыска, хлопнул дверью. И так было понятно, чего он хочет, – денег. А их почти не осталось даже на еду.

Когда деньги совсем закончились, Келли снова предложила Варэку продать кольчугу. Варэк вместо ответа подпоясался мечом и пошёл искать работу телохранителя или дружинника. Увы, без членства в Охранной Гильдии в Авии невозможно было устроиться по таким вакансиям. И даже если бы Варэк смог сдать вступительные экзамены, некому было их принимать – все свободные мечники до единого были заняты в войне, которую их организация объявила преступности. Война эта началась с побоища в одном кабаке (не выжил никто), продолжилась десятками трупов, а закончилась огромной контрибуцией, которую уцелевшие вожаки заплатили Охранной Гильдии. Впрочем, к тому сроку Варэк уже перестал чем-либо интересоваться, кроме как побыстрее лечь спать и как найти в себе силы поесть. Устроившись на мануфактуру, он нашёл себе и девушке стабильный источник существования, но именно существования – жизнью он это назвать не мог.

Работа на мануфактуре убивала своей монотонностью, особенно парня по кличке Непоседа. Многие из послушаний на круште тоже не отличались разнообразием, но ни одно не длилось четырнадцать часов кряду. И главное, на круште ты знал, что любая твоя работа нужна тебе, твоему роду. А здесь Варэк никогда не видел готового изделия, только ту часть, за которую отвечал лично он, а знание, что тебе с его продажи достанется ничтожная доля, убивало всякое желание совершенствоваться в работе. Он клял Птицу Судьбы за то, что на своей шкуре познал ручной раздельный труд, и благодарил за то, что большая часть изделий пока ещё выходит не из мануфактур, а из ремесленных мастерских.

Дни рабочего казались такими однообразными, что Варэк понимал, сколько времени прошло, только когда получал жалование. После этого рабочий квартал погружался в угар, в котором Варэк никогда не принимал участие, но который часто наблюдал.

– Они просто хотят развлечься, – запрещал он самому себе их осуждать, но получалось плохо.

И столько зла творили напившиеся рабочие, что он поражался, как мог посчитать за серьёзную пьянку ту, что устроил кузнец. С какой бы радостью Варэк променял место при мануфактуре на участь его подмастерья! Но карантинная стража охраняла ворота пуще цепных собак.

С каждым днём продукты в городе всё дорожали и дорожали. На еду с трудом хватало не только жалования Варэка, но и тех денег, которые зарабатывала Келли редкими уроками стрельбы из лука. Она уговаривала Варэка продать если не кольчугу, то меч, но Варэк каждый раз отказывался, ссылаясь на последние напутствие Соко Соломы:

– Когда продукты кончатся совсем, в городе начнётся хаос. Поверь, Келли, вооружённому человеку проще будет его пережить.

А потом, спустя месяц, склад мануфактуры оказался переполнен продукцией, которую некому было сбывать, и работа остановилась. И, пока остальные рабочие возмущались, Варэк радовался.

За это Миртару он уже поразился жизни крестьянина, позавидовал жизни рыцаря, узнал, чем живут ремесленники и бандиты. Но плохая или хорошая, это была именно жизнь. Не существование.

Ещё одной неприятной деталью стало то, как быстро Варэк растворился среди общей массы. И крестьянин, и рыцарь, и кузнец чувствовали чужеродность Варэка, что он не из их мира. А на мануфактуре индивидуальности стирались, Варэк подозревал, что год-два – и он даже не вспомнит, что родился не в трущобах большого города, а на парящем в небе моллюске, что он гость в нижнем мире.

Они, его новые товарищи, были неплохи, пока не напивались. И наверняка, каждый представал уникальной и неповторимой личностью, когда духота мануфактуры отпускала. Но в том-то и дело, что она не отпускала никогда, одного выходного в неделю было явно мало, чтобы вспомнить о том, что жизнь не исчерпывается работой.

Слаще любой музыки прозвучало сообщение Келли, что она через одного из своих учеников нашла человека, согласного вывести их из города.

– С моими-то связями считайте, что вы уже за стенами! – говорил этот человек – его звали Толлус, – угощая юных гостей ужином.

Связи у пожилого, но бойкого мужчины явно имелись – стол ломился от свежей оленины, а олени, как известно, в городах не живут. Его дом поражал богатством интерьеров, хотя и отличался скромным фасадом. Он содержал немного слуг, но каждый носил ливрею, шитую золотом. Несмотря на явно купеческое происхождение, он оказался не чужд поэзии: комплименты, которыми он беспрерывно одаривал золотые пряди Келли, имели рифму и строй.

– Нам нечем заплатить, – предупредил Варэк, дождавшись, когда «Песня о Золотых волосах» смолкнет.

– Вы что ж, думаете, всё в жизни меряется деньгами? – с укоризной спросил Толлус. – Вы оба ещё дети! Откуда цинизм? Почему вы не верите в простую человеческую доброту?

– Да уж всякое повидали… – протянул Варэк.

– Не слушайте его! – попросила Келли. – Лучше послушайте меня. Я верю в людей. Весь месяц я молилась о встрече с таким человеком, как вы. Я знала, что нам обязательно встретится кто-то, подобный вам.

Вначале Варэку показалась смешной её вера, а потом он посмотрел на добродушное лицо Толлуса, и вдруг ему страшно захотелось вернуться в начало своего Миртару, когда он не знал, каким коварным может быть нижний мир. По крупицам юноша стал выискивать в своей душе следы того, прежнего Варэка, и крупицы эти сами собой стали слепляться, увеличиваться в размерах, заполнять собой всю душу.

– Хорошо. Я тоже верю вам. Просто верю. Но почему именно мы?