За последней чертой - Александр Леонидович Аввакумов

себя, у таких людей отсутствует коллективное сознание. Особо мнительным он стал после войны. Сначала он решил напугать генералитет, о чем ты и сам хорошо знаешь, теперь, когда мы в полушаге от войны он решил кардинально изменить вектор своих подозрений. Сейчас, в поле его зрения – евреи.

Они еще немного пообщались, и Абакумов встал из-за стола, давая понять, что разговор закончен.

– Я найду тебя, а сейчас иди, отдыхай. Передай привет Нине.

«Откуда он знает о ней, – подумал Костин, выходя из кабинета. – Впрочем, на то он и руководитель министерства государственной безопасности, чтобы знать все о своих подчиненных».

***

На следующий день Костин поехал в следственный изолятор. Ему захотелось еще раз встретиться с бывшим маршалом СССР. В сопровождении конвоира он прошел по длинному коридору, стены которого были выкрашены темно-зеленой краской. Кабинет для допроса был небольшим. Александр положил папку на стол и стал доставать из нее чистые бланки допросов. Скрип двери оторвал его от этого занятия. Он не сразу признал в человеке, которого завел конвоир, Григория Ивановича Кулика.

– Проходите, Иван Григорьевич, – произнес Костин. – Присаживайтесь. Как ваше здоровье?

Кулик, молча, сел на табурет. Взглянув на подполковника, он ухмыльнулся.

– Что вам еще от меня нужно, гражданин следователь? Что вам еще подписать, какую бумажку? Ваши подчиненные-костоломы сделали все, чтобы я предстал перед народом в качестве предателя. Но я никогда и никого не предавал! Вы это хорошо знаете. Да были ошибки, но у кого их не было? Разве Сталин не безгрешен?

– Григорий Иванович! Прекратите подобные разговоры. Пока вы здесь, а Сталин в Кремле и руководит нашим государством.

– Вот видите, гражданин следователь, как вы чуть ли не с пеной на устах бросились защищать этого человека. Я хорошо понимаю вас, что вы не такой, как эти садисты. Вы человек, который думает, а не живет, руководствуясь кратким курсом научного коммунизма.

– Вы мне льстите, Григорий Иванович. Не переводите меня в разряд врагов народа, вы меня не знаете. Чай будете?

Кулик замолчал. Еще минуту назад его глаза метали молнии гнева, сейчас они погасли. На его лице вновь появилась маска безразличия.

– Не откажусь, гражданин подполковник.

Александр налил ему полную кружку свежезаваренного чая и поставил ее на край стола. Рядом с кружкой он положил пачку папирос и коробок спичек. Грубоватые пальцы маршала достали папиросу и он закурил.

– Вы меня извините, гражданин подполковник, но вы не похожи на этих костоломов, которые меня допрашивали.

– Обстоятельства поменялись, Григорий Иванович. Я исполнял обязанности начальника отдела. Было много работы….

– Я вас ждал. Мне было приятно с вами беседовать. Вы умеете слушать, а это сейчас очень важно. Сейчас разговаривать с человеком, как со скотом….

Кулик не договорил, давая Костину самому домысливать то, что он не произнес. Маршал сделал несколько маленьких глотков горячего чая. На лице его засияла счастливая улыбка.

«Много ли человеку нужно для счастья, – подумал Александр, наблюдая за ним. – Некоторым достаточно и кружки чая».

– Вы знаете, Григорий Иванович, я пришел попрощаться с вами, – произнес Костин, заметив, как побледнело лицо Кулика. – Нет, нет, это не то, о чем вы подумали. Меня просто переводят на другую работу. Руководство министерства считает, что там я справлюсь намного лучше.

– Зря. Неужели Абакумову уже не нужны честные люди? – обратился Кулик к Костину. – Я раньше все время думал, что Сталину нужны лишь опричники, которые готовы растерзать любого человека, кто не так взглянет на него. Но встретив вас, я изменил свое мнение об органах.

Костин улыбнулся словам Кулика.

– Григорий Иванович! Во время одного из допросов вы дали следующие показания:

«Злоба и ненависть к советскому правительству появилась у меня после моего разжалования в связи со срывом по моей вине обороны Керчи от немцев. 1942 год был началом моего политического падения, в результате которого я скатился на вражеские позиции, и близких мне людей стал обрабатывать в духе вражды и ненависти к ВКП(б) и Советской власти».

Несмотря на то, что его показания полностью совпадали с записью его разговора с Рыбальченко, Костин все же его переспросил:

– Это правда, что вы невзлюбили власть, которая сделала из ваш, простого крестьянина. Маршала Советского Союза?

Кулик горько усмехнулся.

– А вы сами как думаете, гражданин следователь? Разве можно любить власть, которая сначала вам дала все, а потом это же все и отобрала? Это как ребенку сначала дать дорогую красивую игрушку, а затем ее отобрать. Я долго ждал ответа на письмо, которое я написал Сталину. Я верил, что он ответит мне, но этого не произошло. Теперь я потерял всякую надежду на жизнь и хочу лишь одного, чтобы она как можно скорей закончилась.

Он закурил и, взглянув на Костина, попросился в камеру.

– Минутку, Григорий Иванович. У меня к вам еще один вопрос. Вы в своих показаниях назвали две фигуры, которые якобы тоже были причастны к заговору. Этими людьми являются заместитель министра вооруженных сил СССР маршал артиллерии Яковлев и генерал-полковник артиллерии Волкотрубенко. Скажите, это не сведение счетов со своими врагами? Ведь сейчас все так просто, назвал лишь фамилию, и нет человека?

– Виновность людей определять не мне. Я сделал все, что меня просили ваши товарищи.

Костин нажал на кнопку звонка. В дверях выросла фигура конвоира.

– Проводите человека в камеру, – произнес Александр и, собрав все документы, направился к выходу из кабинета. Костин тогда еще не знал, что в скором будущем, по материалам Военной коллегии Верховного суда СССР, к смертной казни будут приговорены 20 маршалов и генералов вооруженных сил СССР.

***

Нина ждала Костина у выхода из Управления. Заметив его, она махнула рукой и направилась в его сторону. Александр обнял ее и поцеловал в щеку.

– Нашли место для поцелуев, – произнесла проходящая мимо них женщина. – Совсем стыд потеряли….

Они засмеялись. Нина взяла Костина под руку, и они направились вдоль заснеженной улицы.

– Саша! Что произошло? Я сегодня случайно увидела приказ о твоем переводе в городской отдел. Главное, перевод с понижением, на должность старшего оперуполномоченного по особо важным делам.

– Я не знаю, Нина. Генерал виднее, где меня использовать. Со мной этот перевод никто не согласовывал.

– А я думала, что ты скоро станешь генералом….

– Может быть, и стану, когда-нибудь, только не сейчас. Я человек военный и не привык оспаривать приказы своих начальников. А что, тебе я нужен лишь с генеральскими погонами?

– Ты что, Саша? Шуток не понимаешь? Для меня без разницы кто ты, генерал или рядовой! Я, тебя просто, люблю.

«Видно Абакумов реально ощутил угрозу, –