Память о смерти - Нора Робертс

– Компьютер, найти и перечислить все банки между Шестой и Десятой авеню, между… Тридцать восьмой и Сорок восьмой улицей.

Работаю…

Поднявшись с кресла, Ева проверила время. Банки уже были закрыты до следующего дня. Но Труди хватило бы времени – пусть и в обрез, – чтобы наменять целый мешок монет. Надо будет завтра проверить.

– Распечатать данные, – приказала Ева, когда компьютер начал диктовать список банков. – Скопировать в файл, скопировать на мой домашний компьютер.

Принято. Работаю…

Ева уже это видела. Конечно, ей придется найти банк и все перепроверить, но она уже это видела. Это будет ближайший к магазину банк. Ева видела, как Труди входит в банк, все еще кипя яростью. Она наверняка воспользовалась наличными, если еще не совсем утратила способность соображать. Нет смысла оставлять след такой трансакции в чековой книжке или на кредитной карточке. Надо менять наличные. И надо избавиться от банковской упаковки еще до возвращения в гостиницу.

Она была одна, вновь напомнила себе Ева. Одна пришла в Управление полиции, потом в «Рорк Индастриз». Ни малейших признаков того, что кто-то ждал ее в вестибюле.

Может, она позвонила, воспользовалась своим мобильным телефоном, когда вышла из здания? Проверить невозможно: мобильник пропал. Да, это был умный шаг – изъять мобильник с места убийства.

Ева прошлась по кабинету, запрограммировала новую порцию кофе.

Труди была испугана, когда вышла от Рорка. Позвонила своему приятелю, своему сообщнику. Может, поплакалась. Может, запасной план они разработали вместе.

Повернувшись к доске, Ева пристально вгляделась в изуродованное кровоподтеками лицо Труди.

– Что нужно, чтобы сотворить с собой подобное? – пробормотала она вслух. – Сильная мотивация. Большой запас злости. Но как, черт побери, ты рассчитывала доказать, что отделали тебя мы с Рорком или кто-то, кого мы на тебя напустили?

Ева покачала головой. Только что отметила умный шаг Труди, и вот опять глупость. Это было сделано в порыве ярости, чисто импульсивно, в приступе умопомрачения. Умнее было бы выманить одного из них или обоих из дома под каким-нибудь предлогом. Выманить куда-нибудь, чтобы им потом было бы сложно доказать свое алиби. Глупо было считать, что у них нет алиби.

Какое-то смутное воспоминание вдруг зашевелилось в ее голове, готовое вот-вот вновь исчезнуть. Ева закрыла глаза, крепко зажмурилась и сосредоточилась.

Темно. Заснуть невозможно. Есть хочется. Но дверь ее комнаты заперта снаружи. Труди не позволяла ей бродить по дому, как она говорила – шляться, устраивать пакости.

Все равно она была наказана.

За то, что поговорила с мальчиком, жившим на другой стороне улицы, и его друзьями. Эти мальчики были старше ее. Они дали ей покататься на скейтборде. Труди не нравился мальчик с другой стороны улицы, не нравились его друзья.

Хулиганы. Малолетние преступники. Вандалы. А может, и еще хуже. А ты – самая настоящая шлюха. Всего девять лет, а уже путаешься с мужиками. Тебе же это не внове, так? А ну марш наверх! И можешь забыть об ужине. Я не кормлю всякое отребье в своем доме.

Не надо было говорить с тем мальчиком. Но он сказал, что научит ее кататься на доске. Ведь она никогда раньше не каталась. Они на своих досках выделывали такие головокружительные трюки! Делали петли, ездили на одном заднем колесе, кружились волчком. Ей нравилось на них смотреть. Тот мальчик заметил, что она смотрит, и улыбнулся ей. Махнул ей, чтобы подошла.

Не надо было ходить. Знала же, что потом хуже будет. Но он протянул ей эту ярко раскрашенную доску и сказал, что она может прокатиться. Сказал, что он ее научит.

И когда она полетела стрелой на этой доске, он присвистнул сквозь зубы. А его друзья засмеялись. Он сказал, что она крутая.

Это был – Ева не сомневалась, что это был – самый счастливый, самый очистительный момент в ее короткой детской жизни. Даже сейчас она помнила, как непривычно было ощущать на своем лице улыбку. Как растянулись ее губы, напряглись щеки и смех вырвался из горла. Она ощутила даже боль в груди. Но это была легкая, приятная боль. Ничего такого с ней никогда раньше не бывало.

Он сказал, что она может покататься еще, что у нее здорово получается.

Но тут из дома с криком выбежала Труди, и лицо у нее было такое… «Я тебе покажу, – говорила это лицо. – Ты у меня взвоешь». Она кричала, орала на Еву, чтобы та немедленно слезла с этой проклятой доски.

Я тебе говорила: ни шагу со двора? Я тебе говорила? Кто будет отвечать, если ты сломаешь свою дурацкую шею? Ты об этом подумала?

Она не подумала. Она думала только о том, как здорово кататься на доске впервые в жизни.

Труди наорала и на мальчиков, пригрозила, что позовет полицию. Хулиганы, извращенцы. Я знаю, что у вас на уме. Но они только смеялись над ней и издавали неприличные звуки. Тот, который дал Еве свою доску покататься, назвал Труди старой сукой прямо в лицо.

Ева подумала, что такой отчаянной храбрости ей никогда видеть не приходилось.

Он улыбнулся Еве, подмигнул и сказал, что она может сколько угодно кататься на его доске, как только избавится от старой суки.

Но ей больше так и не довелось покататься на его доске. Не довелось еще раз увидеться с ним и его друзьями.

И она заплатила за момент счастья и свободы голодным желудком.

Урчащий от голода желудок не давал ей уснуть. Она встала и подошла к окну. И увидела, как Труди выходит из дома. Она смотрела, как Труди берет камни и разбивает ветровое стекло своей машины, а потом и боковые стекла. Она видела, как Труди распыляет краску из баллончика по капоту, и различила в темноте светящиеся буквы.

Потом Труди пересекла улицу, обтерла баллончик тряпкой и забросила его в кусты перед домом мальчика.

Она улыбалась, когда возвращалась назад к дому. И эта улыбка напоминала звериный оскал.

Еве предстояло еще одно дело перед концом смены, и на это дело она пошла в одиночку.

Гостиница, в которой Рорк зарезервировал номер для Бобби и Заны, отличалась от прежней как небо от земли. Тем не менее это была скромная гостиница, без излишеств. Именно в таких местах обычно останавливались ограниченные в средствах туристы или командированные.

Охрана в глаза не бросалась, но ее присутствие ощущалось.

Еву остановили в аккуратном холле, на пути к лифтам.

– Простите, мисс. Могу я вам помочь?

К ней обратилась женщина с миловидным лицом и приятной улыбкой. Но под мышкой ее элегантного жакета угадывалась кобура.

– Полиция. – Ева подняла правую руку, а левой потянулась за жетоном. – Лейтенант Ева Даллас. Мои люди в номере пять-двенадцать. Я поднимусь, проверю их и охрану.