Чужой для всех. Книга 3 - Александр Михайлович Дурасов

Смерша. Офицеры, склонившись над картой Динана, обговаривали план операции.

— Долго дышите свежим воздухом, — заметил Шлинке, оторвав голову от карты. Он располагался лицом ко входу. — Мы уже подумали, что вы мост захватили и пришли получить железные кресты с бантами, — пухлые губы смершевца расползлись в саркастической усмешке. Новосельцев и Коноплев отстранились от карты, но в разговор не вступили, ожидая окончания диалога Шлинке с прибывшими разведчиками.

— Еще рано улыбаться, господин подполковник, — огрызнулся Симаков, сжав кулаки.

— Что так? Мост уже взорван?

— Мост стоит. Танки англичан идут.

— Танки?.. Пусть идут. Под Селью их встретят. Там сосредоточилась почти вся вторая дивизия вермахта. Но фрицам информацию доведем. Так, что с мостом, капитан?

— Разминировать мост — ваша задача, господин подполковник. А наша? — капитан Симаков бросил вопросительный взгляд на комбата, ища поддержки.

— Вот о задачах мы сейчас и поговорим. Садись, капитан, — Шлинке оборвал начальника разведки. — Не обижайся за резкость, не девица. Ночью выдвигаться, а вас нет. Следопыт, не раздувай ноздри, как бык. Иди вздремни пару часов. Я соберу вас отдельно… Теперь о задачах.

— Господин подполковник, вы не уточнили разведданные, — Симаков продолжил разговор.

— Капитан, садись ты наконец! Того, что передал по рации, нам достаточно. Картина ясна, — одернул Шлинке разведчика, злясь, поднялся с колоды. Окинув офицеров суровым взглядом и раскачиваясь на ногах, громко произнес: — Слушайте внимательно. Подполковник Ольбрихт выехал в Берлин. Срочный вызов. Посему командование операцией возлагаю на себя. Возражения есть?.. Возражений нет! Уточняю план операции и ставлю боевую задачу. Местное время, — Киселев взглянул на часы с флуоресцентными стрелками, — 18 часов 20 минут. Динан. Бельгия. 18 декабря одна тысяча девятьсот сорок четвертого года…

ГЛАВА 11 19 декабря 1944 года. Бельгия. Динан. Сражение за мост через Маас

Лодка бесшумно подходила к берегу. Несмотря на мощные взмахи весел, которые в руках Следопыта выглядели прутиками, всплеска не было. В последний момент весла замирали у самой воды, затем, стремительно войдя, придавали судну уверенное, сильное движение. Даже уключины не скрипели, заблаговременно смазанные богатырем. Рыбацкое судно, разрезав тонкий ледок, запорошенный снегом, уперлось в грунт.

— Тише, — шикнул Киселев, — приехали.

Разведчики затаились, вглядываясь в ночную мглу, пытались засечь присутствие англичан. Нервы напряжены до предела. Пальцы на спусковых крючках.

— Берег пустой, — проронил Следопыт невозмутимо, поглаживая американский браунинг. — Дымом от моста тянет. Видно, греются бриты. Стыло.

Киселев потянул шумно носом, вдохнул полной грудью сырой морозный воздух.

— Чепуха, не слышу.

— Поверьте. Вы не охотник. Я чую зверя и человека за версту.

— Ладно, верю. Медведь, пошел!

Михаил закинул автомат за спину и, удерживаясь рукой за борт, спрыгнул на берег. Ноги чавкнули, провалились в снежную кашу, но почувствовали твердь.

— Сирень, пошла.

Девушка неуклюже перевалилась через борт.

— Вода! — ойкнула она, плюхнувшись в неглубокую припорошенную полынью.

— Черт! — ругнулся Киселев. — Ты не газель, а корова! Медведь, помоги!

Миша без команды подхватил радистку. Жилистые крестьянские руки без труда вытащили исхудавшее тело на берег.

— Ну как же так? — шепнула девушка с горечью, уткнувшись в плечо белоруса. — У меня вода в ботинках, как сидеть на морозе?

Миша дотронулся шершавой ладонью до лица Инги, ответил тихо, чтобы слышала только девушка:

— Потерпи. Выйдем на сухое, переобуешься. У меня есть запасные носки. Все будет хорошо, я с тобой.

— Мишенька, я потерплю. Иди ко мне, — радистка притянула голову Михаила и чмокнула холодными влажными губами в щеку, сразу оттолкнула. — Смотри, наши приплыли.

Левее раздавались легкие шлепки весел. Причаливали лодки с десантниками.

— Ложись! — прорычал вдруг Следопыт. Лапищей подхватил Шлинке, вскочившего со скамейки и чуть не свалившегося в реку, и, удерживая левой рукой пулемет, сильно оттолкнулся о борт лодки. Упали у самого берега на рыхлый снег, пропитанный водой. Сибиряк придавил Киселева, словно бетонная плита, не вздохнуть. Речная жижа противно потекла за воротник Киселеву. Офицер замычал, резко крутанул головой, вырвался из объятий, ругнулся:

— Придушил, дубина стоеросовая, блевать начну!

— Не шуми, подполковник, летит, — буркнул Следопыт, вновь придавив голову Киселева в снег.

С Цитадели, протяжно шипя, летела сигнальная ракета. Достигнув апогея, она скрылась в сгущающемся тумане. Стало еще темнее. Но через несколько секунд золотые гроздья пробились через предрассветное марево. На какое-то мгновение река осветилась очень ярко. Обнажились темные быстрые воды Мааса, бегущие к Северному морю, береговые скалы и холмы, церковь Богоматери, низкорослые домики, подступающие к реке, каменный мост с тяжеловооруженной охраной.

— Дуг-дуг-дуг-дуг, — ударил вдруг пулемет с колокольни храма. Свинцовые осы крупного калибра полетали короткими очередями. Пули свистят над рекой, вспарывают тонкий ледок противоположного берега, секут заиндевелые кустарники.

Десантники вдавились в снег. Холмистый берег и маскхалаты скрывали от врага.

Ракета, выпущенная с какого-то перепуга, и треск пулемета погасли одновременно. Над Маасом вновь наступили мрак и безмолвие, сомкнулся оседающий плотный туман. Десантники ожили.

— Командир, мы здесь, приказывайте, — кто-то выдохнул в ухо Киселеву.

— А-а! — дернулся Шлинке очумело, приподнялся, повертел головой, как будто поднесли ватку с нашатырем. — Это ты, Музыченко? — бросил в темноту.

— Так точно!

— Ты зачем чеснока нажрался? — рот смершевца неприятно скривился. По лицу стекала талая вода. Голова кружилась, слегка мутило.

— Так цэ ж с салом, от простуды, — расплылся в улыбке командир группы, трогая свисающий запорожский ус.

— Цэ ж с салом? Все шутишь? Дошутишься у меня, говорливый ты мой, — разозлился смершевец. Ему остро захотелось врезать по физиономии десантнику, извергающему в лицо чесночно-водочные пары. Сдержался. Заскрипел зубами, сжав кулаки, выдавил: — Следуй за нами, прикрываешь с тыла. Мы сами разберемся с охраной у моста. Выполняй.

— Есть, — запорожец вьюном отполз от Киселева, почувствовав недоброе.

Офицер глянул в сторону сержанта, рыкнул:

— Следопыт, помоги подняться, что-то ногу свело.

Сибиряк стоял молча возле начальника, согнулся буквой «г», чтобы не казаться таким большим. Он понимал, что переборщил специально, обнимая вечно недовольного смершевца. «Заколебал!»

Подполковник оперся о стальную руку Степана, поднялся, оглянулся. К ним еле заметными тенями подтягивались бойцы отряда прикрытия.

— Надо двигать дальше, — бросил недовольно офицер. — Башку мне больше не крути. Оторвешь. Понял?

— Угу, — промычал виновато Следопыт.

— На первый раз прощаю. Понял?

— Угу.

— Угу! Угу! Подозрительного ничего не заметил? Разбудили берег, мать твою. С какого ляду? Вроде тихо пристали.

— Берег пустой, Константин, как я и говорил.

— Говорил? Тогда вперед пошел. Руки за спину! Тьфу! Бегом! Мы за тобой.

Гигант легко подхватил тяжелый американский пулемет, ранец, снайперскую винтовку в чехле и бесшумно двинулся по снегу вдоль берега, мысленно разговаривая с собой. «Хорошо отделался, только бранью. Могло быть и хуже… Майор, зануда, злопамятен. Надо быть начеку. Однако времени мало. Природа просыпается. Мост в двух километрах, надо успеть», — Степан