Зеркало сновидений - Валерия Вербинина

— Я составила новое завещание, — объявила она. — Раз уж так получилось, что люди, которых я считала самыми близкими, обманули мое доверие, я… Словом, я переписала завещание. Теперь, если со мной что-то случится, моя дочь получит ровно один рубль, мой муж — копейку, а все остальное уйдет на благотворительность. — И она хихикнула.

— Значит, вы вовсе не испугались, — поддела ее Амалия.

— Сударыня, вы же понимаете, что завещание пишут не тогда, когда собираются умирать, а в любой момент жизни, на всякий случай. Это просто распоряжение, которое позволяет урегулировать финансовые дела.

Амалия попыталась представить себе лицо Базиля, когда он узнает о «просто распоряжении», и невольно пожалела, что ее самой почти наверняка не окажется при этой сцене. Сама она была бы не прочь понаблюдать его реакцию.

— Вы сказали, что хорошо знаете своего пасынка. Значит, он лгал, когда говорил о том, что ему снятся сны?

— Нет, первый раз он не лгал, — без малейшего колебания ответила Варвара Дмитриевна. — Второй тоже, именно это и сбивало меня с толку. Я не знала, что думать… А потом он соврал.

Все-таки она боится, мелькнуло в голове у Амалии. И сильно.

— Вы мне не верите, — пылко заговорила жена Базиля, — но я всегда чувствовала, когда он врет, еще с тех пор, когда он был маленьким. Тогда, за завтраком, когда он говорил о третьем сне, он казался очень убедительным, но я поняла, что он врет… в точности как в детстве, когда он нарочно залил водой мой парадный портрет. Краска потекла, портрет был испорчен, а негодный мальчишка твердил, что все случилось из-за того, что протекает потолок…

— Какой еще портрет, о чем вы говорите? — машинально спросила Амалия.

— Вы его не видели, — отозвалась Варвара Дмитриевна с горечью. — Просто портрет, очень хороший, где я была изображена в подвенечном платье. Я ужасно расстроилась, Базиль сказал — пустяки, закажем тебе другой портрет у лучшего столичного живописца. Но мне нужен был именно этот.

— Не понимаю, — проговорила Амалия, хмурясь. — Зачем Арсению придумывать, что он видел сон, которого не было?

— Затем, что он меня ненавидит, — отрезала Варвара Дмитриевна. — Вот зачем. Он хочет мне смерти, потому он и придумал тот сон. И Базиль тоже хотел бы, чтобы я умерла: я видела радостную искорку в его глазах, когда Арсений рассказывал о своем сне. Я всем им мешаю, и Маше тоже. — Она поглядела на Амалию и вынудила себя улыбнуться. — Но я им еще покажу!

В дверь постучали. На пороге обнаружилась целая компания: Александр Платонович Семилуцкий, неизвестный Амалии полицейский чиновник с портфелем, услужливый молодой коридорный, Базиль и Евдокия Петровна. Первым заговорил Базиль, обращаясь к супруге.

— Дорогая! Как ты нас напугала! Мы себе места не находили, когда ты пропала…

Он сделал попытку заключить жену в объятия, но Варвара Дмитриевна увернулась с гадливой гримасой.

— Вы подтверждаете, что это ваша супруга, Василий Григорьевич? — спросил Семилуцкий.

— Разумеется, разумеется!

В ответ на вопросительный взгляд Амалии Евдокия Петровна вполголоса сообщила, что ей даже не пришлось ехать к Базилю домой, потому что она заметила его по пути из гостиницы. Он ехал с Семилуцким, который получил сведения о том, что в «Москве» со вчерашнего дня проживает дама, похожая на Варвару Дмитриевну. Она не предъявила никаких бумаг, но щедро заплатила за номер и сообщила, что ее супруг вот-вот должен прибыть из Курска, где задержался по семейным обстоятельствам. Когда он приедет, то они зарегистрируются официально, а пока она поживет одна. Так как дама явно принадлежала к хорошему обществу, ей выделили номер и согласились подождать с документами.

— Я так и поняла, что вы неспроста вернулись так быстро, — сказала Амалия старой даме.

Александр Панкратович отпустил коридорного и тихо отдал чиновнику какое-то распоряжение. Чиновник устроился за столом и принялся писать официальную бумагу. Базиль и его жена пытались для виду поддержать беседу, но по выражению их лиц, по колкостям, которыми они обменивались, было понятно, что, если бы не присутствие посторонних людей, они бы давно уже перешли к открытой ссоре. Достав платок, Семилуцкий вытер им лоб и подошел к баронессе Корф.

— Ах, сударыня, до чего же сложное, запутанное дело… Я был уверен, что поймал преступников и что они приложили руку к гибели Варвары Дмитриевны, ан нет! Да еще Наталья Андреевна…

— А что с ней такое? — спросила Амалия.

— Она пришла ко мне и потребовала отпустить господина Маслова и горничную, — сказал Семилуцкий с обескураженным видом. — Мол, она давно их знает и совершенно за них ручается. Ларион — ее воспитанник, он в жизни не мог причинить кому-то вреда, и горничная давно в доме, никаких нареканий в ее адрес не было. Я пытался объяснить ей, что ее доводы несостоятельны, когда речь идет о преступлениях, но она ничего не желала слушать и даже пригрозила на меня пожаловаться…

— Нет, я никуда не поеду, и не проси!

Семилуцкий и Амалия одновременно повернули головы в сторону Варвары Дмитриевны, которая почти прокричала эти слова. Чиновник от неожиданности посадил кляксу на документ, сдавленно чертыхнулся, достал из портфеля другой лист бумаги и принялся писать текст заново.

— Дорогая, — сказал Базиль после небольшой паузы, — ты ставишь меня в неловкое положение.

— Я не желаю видеть твоего сына, — прошипела Варвара Дмитриевна. — Пусть он убирается куда угодно: в Феодосию или прямиком к своей матушке, мне все равно! Но чтобы духу его не было в моем доме!

— Хорошо, — мрачно проговорил Базиль, потирая подбородок, — возможно, мне удастся уговорить его переехать. Хотя это глупо — в таком большом доме, как наш, можно вообще не встречаться…

— Наш дом? — взвизгнула его жена. — Хорошенькое дело! Это мой дом, и ты отлично это знаешь! За него были заплачены мои деньги, мои! А ты… ты платил за съемное жилье своих девок! И покупал им шелковые чулки!

Чиновник навострил уши, и тут с его пера на бумагу разом упали аж две кляксы. Александр Панкратович покосился на коллегу и укоризненно покачал головой. Вздохнув, чиновник достал третий лист и начал все снова.

— Дорогая, pas devant les gens [17], — проговорил Базель со страданием на лице.

Амалия почувствовала, что еще немного — и скандала не миновать, поэтому она вслух вспомнила, что сегодня у нее еще достаточно дел, и попрощалась с присутствующими. Евдокия Петровна тоже заторопилась к себе.

— Она что-нибудь сказала вам, госпожа баронесса? — не удержалась старая дама, когда они вышли за дверь.

— Много и ничего, — ответила Амалия, подумав. — Она почему-то уверена, что пасынок сказал неправду и что на самом деле он не видел ее во сне.