О прекрасных дамах и благородных рыцарях - Милла Коскинен

И как же миледи добилась такой суверенности? Не успев узнать о смерти мужа, она вихрем пронеслась по их владениям, назначая повсюду своих управляющих, и не было даже речи, чтобы она не стала опекуном своему сыну. Некоторые спорные поместья, на которые имелись и другие претенденты, она просто укрепила гарнизонами и объявила, что ее денег на содержание этих гарнизонов хватит. Леди Алис энергично курсировала между своими владениями и столицей, и не было такой мелочи, в которую она поленилась бы вникнуть. Когда один их соседей пожаловался, что управляющий миледи взял большие камни из его стены, чтобы провести ремонт в поместье миледи, герцогиня на раз-два доказала, что эти самые камни были куплены еще папенькой миледи для ремонта церкви, и надо еще разобраться, как они попали в ограду соседа. А прожила эта леди 71 год, и ее своеобразная, даже жутковатая гробница выглядит шедевром среди ставших модными в то время надгробий «транзи».

Транзи – это французское название, англичане называли такие гробницы просто кедаврами, то есть трупами, не к ночи будь помянуто. Во Франции гробницы-кедавры появились уже в конце четырнадцатого века, но в Англии вошли в моду только в середине пятнадцатого. Англичане предпочитали двойную гробницу: на верхней плите лежит изображение, максимально напоминающее оригинал и в полном парадном облачении, с графскими и герцогскими коронами и орденскими знаками. А под этим изображением помещалось упрятанное за ажурные решетки изображение или скелета, или иссохшего трупа. Причем сдержанные англичане предпочитали все-таки иссохшие трупы, даже скелеты-кедавры в Англии наперечет (Ричард и Сесилия Говарды и Ральф Хамстерли), а вот французы… Там и покрытые жабами и червями тела, и полуразложившееся нечто.

Особенно популярными гробницы-кедавры в Англии, по-видимому, не стали – насколько можно судить по тому, что осталось со времен Средневековья после разгона монастырей и разрушения церквей, которые проводил один Кромвель, и гражданской войны с последующим разрушением, проводившимися с подачи второго Кромвеля. А остались с тех времен 49 гробниц-кедавров, девять из которых являются гробницами людей духовного звания, пять принадлежат семьям, двенадцать – супружеским парам, одиннадцать – женщинам и десять – мужчинам.

Напрашивается, конечно, вопрос – зачем? Если оставить в стороне теоретическую базу насчет бренности всего земного и «помни о смерти», останется знакомая причина: желание выделиться, запомниться, привлечь внимание. Ну как не вздрогнуть, прочтя в завещании Изабель Деспенсер «мой образ должен быть сделан полностью обнаженным»… В самом деле, что может быть скучнее семейной гробницы, где жена, в худшем случае, является всего лишь одной из фигур в хороводе ранее почивших супруг своего мужа? А что делать, когда у обоих партнеров по браку имелись в анамнезе пара-тройка умерших жен/мужей? При доле невезения могло получиться нечто вроде гробницы Генри Виллоуби, обрамленного своими четырьмя женами. И какая же привыкшая к самостоятельности вдовая аристократка себе такого пожелает?

К сожалению, гробница Изабель Деспенсер не сохранилась, хотя наверняка была построена по ее завещанию. Но зато Алис Чосер повезло еще раз: ее гробница дожила до наших дней в идеальном состоянии. В принципе, ее второй и третий мужья предполагали, что она будет захоронена рядом, хотя второй осторожно добавил «если она захочет». Леди Алис, конечно, не захотела делить гробницу со своей предшественницей, об этом никогда и разговора не было. Почему она не пожелала быть захороненной рядом со своим третьим мужем, можно только строить догадки. У пары были прекрасные отношения, но леди Алис захотелось быть похороненной на свой лад и с сильным акцентом в сторону предков по отцовской линии, в Ивелме. Шестнадцать щитов в руках фигур «плакальщиков» напоминают о родственных связях Чосеров, включая и связи с королевской семьей, ведь Джон Гонт, сын короля, и Джеффри Чосер, поэт, были женаты на сестрах. Говорят, что Эдвард IV тоже некоторое время носился с идеей построить для себя что-нибудь эдакое, но потом махнул рукой – в Англии кедавровых гробниц коронованных особ нет.

Вообще, надгробия, могильные плиты, часовни и гробницы дают прекрасное представление не только о моде эпохи или внешности захороненного. В них намного больше, просто нужно уметь это «считывать». Например, историк Памела Кинг заметила тенденцию, что очень часто в гробницах семейных пар место пережившего супруга оставалось вакантным. Табличка с днем рождения была, но дата смерти оставалась непроставленной. Мужчины предпочитали захоронение со своей последней супругой, а женщины – поближе к захоронениям отцов. Специалист по искусству заметит, что переход от одного стиля к другому в похоронных трендах предполагает некий период безликости и стерильности.

Эпидемия чумы, которая в Англии 1350-х годов унесла, по худшим предположениям, до 70 % населения, легко прослеживается по тому, что до чумы на «похоронном рынке» королевства господствовали каменщики, создававшие поразительные по красоте ансамбли, а после эпидемии захоронения стали создаваться без вдохновения, просто следуя модным на данный период тенденциям. Камень сменился на алебастр, исчезли чудесные каменные кружева и изысканные драпировки. Художников, так сказать, сменили мастеровые, и понадобилось целых пятьдесят лет, пока в 1400-х не начали развиваться новые приемы и идеи. Французская мода, без сомнения, влияла на английские похоронные тренды, но англичанам присуща в надгробных изображениях большая строгость.

Похоронные монументы и изображения не всегда были такими, какими мы их видим сейчас. Первоначально там были и цвет, и позолота, но такое великолепие плохо сочеталось с пуританскими представлениями о смерти, и ансамбли были обработаны до унылого, неживого вида. Например, изображения де ла Полей просто побелили. Изображение короля Джона позолотили в 1873 году, уничтожив этим изначальную окраску. Средневековье не было тусклым, и похоронные монументы не были тусклыми тоже. Они выполнялись в цвете – красном, синем, зеленом, охре, золоте. Просто даже те изображения, которые не пострадали от «реставраций», пострадали от времени и климата.

Практически до самого тринадцатого века монастыри в Англии не разделялись четко на мужские и женские. Они были смешанными. Вернее, жили монахи и монахини, чаще всего, в разных помещениях, но работали вместе и над общими делами. Известна теснейшая дружба между монахиней Кристиной Маркейт и аббатом крупного монастыря Сент-Олбанс Джеффри де Камом, жившими в 1100-х годах.

История Кристины невероятно драматична. Дочь богатых англосаксов, она была просватана метящими высоко родителями за норманна. Ничего исключительного, такие браки заключались тогда повсюду и весьма поощрялись правительственной политикой. В данном случае, к величайшему сожалению всех вовлеченных сторон, невеста категорически отказалась от лестного союза. Не то, чтобы жених был ей как-то особенно противен, нет. Косвенные доказательства говорят за то, что этот норманн оказался человеком более чем приличным. Просто Кристина вообще не намеревалась выходить замуж. Она была твердо настроена остаться девственницей и принять монашество.