Ковчег детей, или Невероятная одиссея - Владимир Липовецкий

И вот дети уже стоят вдоль насыпи, следя за действиями своего вожака. Райли же, воткнув факел в снег, приседает на корточки, приблизив ухо к холодному металлу. И вскоре различает легкую вибрацию рельса, дрожащего едва уловимо, как струна. Его радует и увлекает эта мелодия движения, которая все усиливается и нарастает.

Райли встает во весь рост и, снова взяв в руки факел, поднимает его как можно выше. На этот раз он предназначен машинисту локомотива.

Райли испытывает странное чувство. Факел стал продолжением его руки, и кажется, что одним усилием воли возможно добавить или ослабить пламя. Но это не только его воля. Кто-то присутствует рядом, и весь сценарий задуман и написан этим незримым существом.

Наверное, что-то подобное чувствуют и дети, которые неотрывно следят за человеком с факелом. И Райли передается их сердцебиение, их ожидание чуда.

Но вот внимание всех привлекает неожиданный звук. Какой-то зверь, пыхтя, выбирается из леса. Судя по дыханию, он огромен. Его пока не видно, а клубы пара, которые вырываются из ноздрей, опережают его, цепляясь за верхушки сосен.

И все же локомотив возникает из-за поворота неожиданно. И, кажется, его пронесет мимо, так мощно и неодолимо он нарастает, ведя за собой нескончаемую вереницу зеленых вагонов, длинную и гибкую, как хвост дракона.

Дети замирают, вдруг поняв, что Райли и не помышляет покинуть железнодорожное полотно. Он стоит невозмутимо, будучи уверен в своей неуязвимости. И лишь выше, как можно выше поднимает факел.

И вот оно, чудо… Укрощенный зверь, выдохнув в морозный воздух остатки пара, застывает.

Открываются двери вагонов — все одновременно. Вот уже дети внутри.

Сам же Райли снова вонзает факел в пористый снег — на этот раз горящим концом. И поднимается в будку машиниста. Там его ждет высокий молчаливый человек. Райли собирается его о чем-то спросить. И просыпается…

В начале лета я вновь прилетел в Ленинград. На этот раз мы назначили встречу с Петром Александровым на Финляндском вокзале, рядом с музейным паровозом, доставившим Владимира Ленина в 1917 году из Финляндии в Петроград.

Еще недавно я находился на борту рыболовного траулера. Мои ноги, отвыкшие от земли, плохо слушались, были чужими, выписывали восьмерки, и нетрудно представить, как странно и смешно выглядел я со стороны. Совсем как загулявший моряк, только что закрывший за собой дверь таверны.

— Завидую вам, — сказал Александров. — Вот я всю жизнь прожил в портовом городе, а в море побывал лишь однажды. Да и то в далекой юности. А если точнее, то даже в детстве.

— И обещали об этом рассказать.

— Да, обязательно расскажу. Но давайте по порядку. О чем мы говорили в прошлый раз?

— О вашей жизни в казачьей семье. А затем колонистов взял под опеку Красный Крест…

— Да, мы попали в хорошие руки. Колония была разбросана на большом пространстве. Все группы отделены друг от друга десятками, а то и сотнями километров. Такие расстояния для России — обычное дело и не кажутся чрезмерными. Но в условиях войны и сто метров могут стать непреодолимыми. Вот почему американцы решили собрать всех детей в одно место. И таким местом стало озеро Тургояк. Это на юге Урала. После трудной зимы снова появилась надежда. Все ходили с радостными лицами. Отъезд в Петроград совсем близко. Речь идет о днях. Ну, может быть, неделях. Еще до окончания лета мы увидим родителей. Думаю, вы знаете — ожидание и предвкушение порой приносят куда больше счастья, чем само событие, которого так ждешь.

— Моряки говорят, что встреча с берегом разбивает не только корабли, но и надежды.

— Вот и мы, колонисты, забыли на время о голоде и нужде в Петрограде, о том, что нас там ждет. Ведь мы были детьми. И каждому больше всего на свете хотелось прижаться к маме. Правда, у нас с Леной уже не было мамы. Но родной дом, все равно, самое лучшее место на свете. Только там ты не чувствуешь себя гостем. А в казачьей станице это чувство меня не покидало ни на минуту. Тетя Маруся и дядя Артамон Приданниковы назвали меня своим сыном и относились ко мне замечательно. Но мама бывает только одна. Даже если ее уже нет на свете.

Однако день шел за днем, а мы продолжали оставаться на месте. Чего только не придумывали воспитатели, чтобы занять наш досуг, — нам читали книги, учили английскому языку, лепке, музыке, рисованию, игре в шахматы… Но лето есть лето. Нас манила природа. И нашим проводником, как и в прошлом году, оставался любимый нами преподаватель ботаники Илья Френкель.

О таких учителях помнят всю жизнь. Нас удивляло, откуда у этого городского жителя, типичного петербуржца, кроме книжных знаний, еще и искусство следопыта, умение обнаружить звериную тропу. Не было дерева и травинки, которых не мог бы распознать Френкель. Он очень любил лес. И эту любовь привил нам.

— Да, лес, — повторил почему-то Александров. А затем замолчал, что-то припоминая.

Поправив шляпу, он сказал тихо, почти шепотом:

— Но произошло ужасное…

— Что-то случилось с Ильей Френкелем?

— Нет, с ним, слава Богу, ничего не произошло. Он еще долго находился с нами.

В это время к ленинскому паровозу, столь же неподвижному и молчаливому, каким давно стал и его знаменитый пассажир (ему также нашлось место в музее, правда, в другом городе), подошла группа школьников, предводимая молодой учительницей.

Не теряя ни минуты, она стала рассказывать детям особо поставленным голосом, каким говорят только учителя, о том, что было давным-давно, во времена их бабушек и дедушек. Но дети слушали без должного внимания, а некоторые даже повернулись к своей наставнице спиной. Им очень хотелось потрогать паровозное колесо, покрашенное в ярко-красный цвет. Но мешали толстые стекла, отделявшие локомотив от зрителей.

Мы слушали урок куда внимательнее школьников. А они вместе со своей учительницей и не предполагали, что живая и куда более интересная история рядом. Совсем рядом. Стоит лишь повернуть голову и посмотреть на пожилого человека в шляпе.

— Вот такими и мы были, — сказал Александров.

Мы обогнули мемориал и оказались с его противоположной стороны. Здесь нам никто не мешал, и Александров продолжил свой рассказ:

— Однажды, во время завтрака, кто-то, выглянув в окно, крикнул: «Пожар!» Все выскочили наружу и увидели, что над деревьями стелется густой дым. Спотыкаясь о корни и сучья, мы побежали в сторону леса и поднялись на холм. Сверху открылась страшная картина. Наверно, так будет выглядеть конец света, если только, не приведи Господь, этому суждено сбыться.

Огонь вырывался будто из преисподней. Большие деревья пылали как спички. Кругом шипело и трещало. Впереди огня бежали объятые ужасом обитатели леса. Бежали в сторону озера, ища там спасение. Туда же общей большой стаей летели птицы. Пытались уползти от огня и змеи. Никак не думал, что они могут ползти так быстро. Но шансы на спасение были невелики. Извиваясь, змеи гибли на наших глазах.