Правда о деле Гарри Квеберта - Жоэль Диккер
Шрифт:
Интервал:
— А если не получится?
— У вас получится. Я знаю.
— Спасибо, Эрни.
— Не благодарите, это чистая правда. И не волнуйтесь, я никому ничего не скажу. Это останется между нами.
Воскресенье, 6 июля 1975 года
Ровно в три часа дня Тамара Куинн водворила мужа на крыльцо — в костюме, с бокалом шампанского в руке и с сигарой во рту.
— Только не двигайся! — строго приказала она.
— Но у меня рубашка колется, Котеночек.
— Замолчи, Боббо! Это очень дорогие рубашки, а дорогие вещи не колются.
Котеночек купила новые рубашки в одном из центральных магазинов Конкорда.
— Почему мне больше нельзя надевать мои другие рубашки?
— Я же тебе сказала: я не хочу, чтобы ты надевал свое старое мерзкое тряпье, когда к нам придет великий писатель!
— И мне не нравится вкус сигары…
— Другой стороной, бестолочь! Ты ее не тем концом в рот сунул. Не видишь, что ли, у головки кольцо?
— Я думал, это колпачок.
— Ты совсем ничего не смыслишь в шикоте?
— В шикоте?
— Это все то, что высший шик.
— Не знал, что так говорят, — шикота.
— Да потому что ты ничего не знаешь, бедный мой Боббо. Гарри должен появиться через пятнадцать минут, постарайся быть на высоте. И произвести на него впечатление.
— И что мне делать?
— Кури сигару с задумчивым видом. Как крупный делец. А когда он заговорит с тобой, отвечай с видом превосходства.
— А это как — с видом превосходства?
— Отличный вопрос. Раз уж ты глуп и вообще ничего не знаешь, надо вести себя уклончиво и отвечать вопросом на вопрос. Если он тебя спросит: «Вы были за или против войны во Вьетнаме?» — отвечай: «Раз вы задаете такой вопрос, значит, у вас есть на этот счет четкое мнение?» И тут — оп! — наливаешь ему шампанского. Это называется «отвлечь внимание».
— Хорошо, Котеночек.
— Не подведи меня.
— Хорошо, Котеночек.
Тамара пошла обратно в дом, и раздосадованный Роберт уселся в плетеное кресло. Ему был противен этот Гарри Квеберт, этот якобы несравненный писатель, который, по всему судя, был прежде всего несравненным кривлякой. И ему противно было смотреть на жену, устраивающую вокруг него брачные танцы. Он слушался только потому, что она обещала: сегодня вечером он сможет быть ее Робертом-Поросеночком и даже спать в ее комнате — у супругов Куинн были разные спальни. Обычно она раз в три-четыре месяца соглашалась на половой акт, чаще всего после долгих слезных уговоров, но права спать с ней он был лишен уже давно.
В доме, на втором этаже, Дженни кончила наряжаться: на ней было длинное, широкое вечернее платье с пышными плечиками и фальшивое ожерелье; на пальцах несколько лишних колец, на губах слишком много помады. Тамара поправила дочери платье и улыбнулась:
— Ты великолепна, дорогая. У этого Квеберта просто крыша слетит, когда он тебя увидит!
— Спасибо, мама. А не чересчур?
— Чересчур? Нет, в самый раз.
— Но мы всего лишь идем в кино!
— А потом? А если потом будет шикарный ужин? Об этом ты подумала?
— В Авроре нет шикарных ресторанов.
— А вдруг Гарри заказал для своей невесты столик в роскошном ресторане в Конкорде?
— Мама, мы еще не помолвлены.
— О, дорогая, это дело ближайшего времени, я уверена. Вы уже целовались?
— Нет еще.
— Во всяком случае, если он захочет тебя потискать, ради бога, не упрямься!
— Хорошо, мама.
— И какая чудная мысль ему пришла — пригласить тебя в кино!
— На самом деле это я его пригласила. Набралась духу, позвонила ему и сказала: «Милый Гарри, вы слишком много работаете! Давайте сегодня вечером сходим в кино».
— И он согласился…
— Сразу! Без всяких колебаний!
— Вот видишь, как будто он сам это придумал.
— Мне всегда так неловко его беспокоить, когда он пишет… Потому что он пишет обо мне. Я знаю, я видела кусочек. Он там говорит, что ходит в «Кларкс», только чтобы видеть меня.
— О, милая! Это так волнительно.
Тамара схватила коробочку румян и размалевала дочери лицо, погрузившись в мечты. Он пишет книгу о ней: значит, скоро в Нью-Йорке все узнают про «Кларкс» и про Дженни. Наверно, и фильм будет. Какая чудесная перспектива! Этого Квеберта сам Бог послал: были они хорошими, добрыми христианами, вот и награда. Она быстро раскинула мозгами: в ближайшее воскресенье непременно нужно закатить обед под открытым небом, чтобы все стало официально. Времени мало, но ничего не поделаешь, еще через неделю, в субботу, будет уже летний бал, и весь потрясенный город станет завистливо взирать на Дженни под ручку с великим писателем. Значит, ее, Тамары, подруги должны увидеть дочь и Гарри вместе до бала, чтобы слух успел облететь всю Аврору, тогда на балу они будут гвоздем вечера. Ах, какое счастье! Она так волновалась за дочь: ведь та в итоге могла выскочить за какого-нибудь проезжего дальнобойщика. Или хуже — за социалиста. Или еще хуже — за негра. От этой мысли ее бросило в дрожь — ее Дженни и ужасный негр! Вдруг она встревожилась: многие великие писатели были евреи. А вдруг Квеберт — еврей? Какой кошмар! Может, даже еврей-социалист! Как жалко, что у евреев белая кожа, их так просто не опознаешь. Негры, по крайней мере, честны, они черные, чтобы всем было ясно видно. А евреи — притворщики. Она почувствовала боль в животе, у нее свело желудок. После дела Розенбергов она ужасно боялась евреев. Они же передали Советам атомную бомбу! Как узнать, не еврей ли Квеберт? Внезапно ее осенило. Она взглянула на часы: как раз успеет до его прихода. И бросилась в магазин.
В двадцать минут четвертого перед домом Куиннов остановился черный «шевроле-монте-карло», и Роберт Куинн с удивлением увидел, как из него выходит Гарри Квеберт: ему самому особенно нравилась эта модель. Еще он отметил, что великий писатель был совсем не при параде. Тем не менее он обратился к нему с напыщенным приветствием и немедленно предложил выпить истинной шикоты, как и учила жена:
— Шампанского? — проревел он.
— Э-э, честно говоря, я не большой любитель шампанского, — отозвался Гарри. — Может, просто пива, если у вас есть…
— Ну конечно! — вдруг совершенно по-свойски возликовал Роберт.
Вот в пиве он знал толк. У него даже была книга обо всех сортах пива, какие варят в Америке. Он поспешил к холодильнику взять две холодные бутылки, а по пути объявил дамам на втором этаже, что не-такой-уж-великий Гарри Квеберт прибыл. Мужчины уселись под маркизой, закатав рукава рубашек, чокнулись бутылками и заговорили о машинах.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!