Бастион. Ответный удар - Сергей Зверев

Он не обиделся.

– Но я еще приду?

– После уведомления.

Он кивнул и растаял. Я зачем-то помахала ему платочком. А потом, слегка пошатываясь (от трех таки оргазмов), спустилась вниз.

– Пани далеко? – хитровато улыбнулся Млышек, караулящий кухню с остатками завтрака. Он восседал на бесконечно высоком табурете и от нечего делать раскачивался из стороны в сторону. У меня бы так не получилось. Для этого нужна тренировка.

– В сад… – прошептала я. – Все в сад…

– Пани утомилась? – поинтересовался Иржи, появляясь с улицы.

– Да, переработала, – согласилась я. – Покачивает что-то.

Иржи уступил дорогу.

– Семнадцать градусов в тени, пани, – поведал в спину Млышек. – Вы разгорячены, а халатик у вас не бог весть какой. Не подхватить бы простуду.

– Лишь бы не гонорею, – пробормотала я.

И пошла себе по аллейке, пронизанная легким ветерком. Вскарабкалась на клумбу, приподняла забрало и погрузилась носом в самое благоухание пышно цветущих астр. Необычайная свежесть закружила голову…

И тут как рвануло!

Вот вам и Дакота! Меня швырнуло на землю – как раскладушкой врезали. Астры полегли. Я пробороздила носом клумбу и распласталась, разбросав ноги. Но тут же откатилась, утопила ладони в землю и приподнялась. Невыносимо, знаете ли, когда за вашей спиной без вашего ведома происходит жуть: шаги, дыхание в затылок, взрывы…

Шандарахнуло крепко. Домик разлетелся, как фанерная коробчонка. Я застала уже финальные кадры: тонкие перегородки складывались, рушились вместе с перекрытиями, взметались клубы пыли, пламени, а обломки крыши, поднятые на воздух, уже опадали вниз – в самое средоточие пожара.

Огонь бушевал – нешуточный, мощный факел, пожирающий все горючее. Оранжевые языки плясали по руинам, по траве перед домом, лизали две уцелевшие стены на западной стороне… Потрясенная таким поворотом и почти оглохшая, я еще нашла в себе силы проползти на карачках по саду, а потом подняться и в тумане побрести на соседний участок. Навстречу бежали какие-то сердобольные люди – не очень молодые, но проворные. Слава добрым самаритянам, храни их господь… Это были пан Квочек и его половина пани Квочкова – из дома напротив. Как потом выяснилось, в их «фазенде» волной повыбивало все стекла, а любимому ретриверу Фантомасу засандалило доской по носу. Они подхватили меня под руки и куда-то потащили, ахая и сокрушаясь.

– Телефон… – бормотала я. – Мне нужен телефон… Я должна позвонить… своему адвокату…

– Людвиг, да ты глянь на нее… – причитала добрая старушенция. – На ней совсем лица нет! Да что же это творится? Полиция, где наша полиция?..

В каком-то киселе, вязкой массой сочащемся из ушей, я различала отрывистые вопли полицейской сирены, протяжные гудки пожарки; различала, как осмелели и подали голос местные обыватели. Венцом моей мольбы стала телефонная трубка, протянутая сжалившимся паном Квочеком. Я набирала номер, пальцы срывались, я била в исступлении по красной клавише, снова набирала, нарываясь на бездушный зуммер, и так продолжалось, пока в трубке не пискнули:

– Рекламно-маркетинговая фирма «Влтава» рада приветствовать своих…

Шпионов?

– Идите к черту… – простонала я. – Это пани Шмидт… Из Ческе-Будейовице, помните?.. Меня взорвали… Вы понимаете, меня взорвали… Всех взорвали… Иржи, Новака…

Я бормотала какую-то несусветицу, пыталась объяснить им ситуацию, как-то выразить эмоции, но, по-моему, весь издаваемый мною бред совершенно не относился к делу. Я не находила нужных слов.

– Где вы? – несколько раз переспрашивали на том конце провода, и пока я, наконец, ответила вразумительно, прошла вечность.

– Вы можете остаться на месте в течение часа?

Ответа уже не последовало. Трубка выпала, я, ослабевшая, прислонилась к стеночке.

– Пан Квочек, – пролепетала я. – Пани Квочкова… Вы такие милые люди… Отведите меня наверх, ради бога, и не говорите полиции, что я здесь… У меня нет сил с ними общаться, истинная правда… Я сама поговорю с ними, но попозже… через час, пожалуйста… Умоляю вас…

Поистине золотые люди. Они уложили меня под бронзовое распятье, в комнатке с голубыми занавесками, похожей на келью, куда не проникала суета с пожарища.

А через какое-то время – я как раз смиренно лицезрела потолок, скрестив руки на груди (хоть свечку в изголовье ставь), – в комнату ворвался Андрей Васильевич в смокинге.

– Только не говорите, что вы уходите в монастырь, – буркнул он.

Сложил меня вчетверо и куда-то понес.

– Вы из полиции? – строго вопрошали из-за кадра пан и пани Квочки.

– Да, – кратко отвечал Романчук.

– Он из полиции… – безжизненно вторила я. – Он из самой лучшей в мире полиции…

Он вывалил меня через задний ход к какому-то невзрачному «Фольксвагену» и затолкал в салон.

– Андрей Васильевич… – заплакала я. – Они меня взорвали… И Иржи взорвали, и Млышека, и Новака… Как же так, Андрей Васильевич?..

– А вот такие они нехорошие, – огрызнулся Романчук, устраиваясь за баранку. – В другой раз будете слушаться. Вам русским языком говорено – никаких посещений. Не больница. А вы понимаете сказанное с точностью до наоборот и действуете как законченная кретинка. И откуда нам на голову падают такие разведчицы?.. Надеюсь, хорошо потрахались? – Романчук сменил тон на язвительно-презрительный.

– Я всегда хорошо трахаюсь, – неожиданно злобно бросила я, невольно извлекая из памяти недавние эпизоды (с элементами рукопашной эротики). И вдруг сникла, озаренная. – Послушайте, вы… вы не станете же утверждать, что нас всех взорвал… Владек Славич?

– А мне по фене, – Андрей Васильевич яростным рывком повернул ключ зажигания. – У меня вы на шее… А что касается вашего Славича… Вот вам, пожалте-с – вашего трахаля попридержал полицейский пост на окраине Ческе-Будейовице. Им позвонил охранник Новак Ковач – видимо, за минуту до взрыва – и доложил, что физиономия и поведение уходящего от пани обормота оставляют желать много лучшего. Уж больно дергается и спешит этот хахаль-трахаль… У местной полиции и службы безопасности неплохие отношения, фараонам не жалко, они попридержали товарища. А наш человек в Ческе-Будеевице его уже допросил – я связался с ним в машине по пути из Праги.

Я встрепенулась:

– И что?

– Типичный хамский наезд. Славич не предатель, он только учится. Но трус невыносимый… Умоляет, плачется, что его телефонная линия прослушивается, и он просто не в состоянии был поступить по-другому, иначе его бы прихлопнули.

– Намекаете, Владек привез бомбу? – ужаснулась я.

Романчук скептически покачал головой:

– Не думаю. Нет, привезти-то он ее привез, но он не знал, что это бомба. Посудите сами: разве мог такой трусище, как Славич, сознательно установить адскую машину, покувыркаться с вами в кроватке (а она ведь в любой момент может шандарахнуть!), а потом удалиться?