Эпоха единства Древней Руси. От Владимира Святого до Ярослава Мудрого - Сергей Цветков

В свете сказанного получает объяснение и тот факт, что главную церковь страны Владимир поручил херсонскому духовенству: «и попы корсунския пристави служити ей». Смысл этого поступка, — без сомнения, хорошо продуманного, — долгое время ускользал от историков, обычно довольствовавшихся указанием на нехватку в Киеве местного духовенства, хотя на самом деле речь идет о предпочтении, оказанном «корсунским попам» не перед славяно-русскими священнослужителями, а перед приезжими византийскими иереями — «царицыными попами» и священниками Феофилакта, прибывшими на Русь из Константинополя.

Опора на херсонское духовенство позволяла Владимиру вывести Русскую Церковь из-под влияния византийской церковной иерархии, не уходя вместе с тем в раскол. Херсонские священники должны были проявлять гораздо большую терпимость к местным особенностям культа, поскольку и сама Херсонская епископия в своей церковной практике допускала определенные отклонения от византийской ортодоксии. В частности, это проявлялось в почитании ею Климента Римского и другого западного святого — римского папы Мартина (649—653). Не менее важно было и то, что Херсон занимал выдающееся место в кирилло-мефодиевской традиции. Именно здесь Кирилл открыл мощи святого Климента; здесь же, согласно его Житию, он «обрел Евангелие и Псалтирь русскими письменами писано» — то есть засвидетельствовал существование перевода на славянский язык основополагающих богословских текстов, написанных глаголическим письмом, посредством которого предание приобщало русское христианство к древней апостольской Церкви[110]. Словом, в херсонском духовенстве Владимир нашел необходимую ему прослойку греческого священства, которая проявляла полную лояльность к проводимой им церковной политике. Не случайно епископом в Новгород тоже был поставлен выходец из Херсона — Иоаким Корсунянин.

Наряду с «корсунскими попами», Владимир на первых порах охотно привлекал в Киев священников из Болгарии. Иоакимовская летопись сообщает, что по его просьбе болгарский царь «приела иерей учены и книги довольны»; далее говорится, что среди посланных на Русь были «4 епископы и многи иереи, диакони и демественники [певчие] от славян». Болгары — наследники и продолжатели кирилло-мефодиевской традиции — были прямыми союзниками Владимира в деле построения национальной Церкви.

Задачу подготовки в достаточном количестве русского духовенства Владимир решил, по летописи, в приказном порядке: «послав нача поимати у нарочитые чади дети, даяти нача на ученье книжное», то есть обязал знатных людей посылать своих детей в церкви к священникам учиться книжной «премудрости»[111]. Имя одного из них известно по Новгородской летописи, которая, сообщив о смерти первого новгородского епископа Иоакима Корсунянина, прибавляет: «и бяше ученик его Ефрем…»

Под руководством болгарских и херсонских грамотеев русские ученики овладевали богатствами славянской (болгарской, чехо-моравской) и греческой письменности. В истории русской культуры им суждено было сыграть особую роль. «Наиболее выдающиеся из этих «выпускников», которые должны были достичь зрелости самое позднее к 1000 г., составили ядро первой христианской элиты на Руси, — пишет Д. Оболенский. — В течение последующих десятилетий им предстояло создать первые произведения русской словесности».[112] «Словенская грамота» была еще одним, может быть важнейшим, инструментом сохранения самобытных начал Русской Церкви. Славянская литургия, звучавшая под сводами собора Святой Богородицы[113] и в других церквях Русской земли, как плотина, вставала перед наплывом на Русь византийского духовенства.

Так, стараниями Владимира, Успенский собор сделался центром национальной церковной идеологии, отвечавшей интересам и потребностям молодого Русского государства.

В довершение всего Владимир совершенно отстранил византийскую иерархию от участия в управлении церковными делами. Это произошло во второй половине 90-х гг. X в., когда споры по поводу замещения патриаршей кафедры в Константинополе были наконец улажены и Константинопольская патриархия смогла прислать на Русь нового митрополита. Звали его Лев, или, в древнерусской традиции, Леон. В Русской земле его ожидал большой сюрприз. Владимир не позволил ему поселиться в Киеве, отправив жить в Переяславль, расположенный в 94 километрах южнее Киева, при слиянии рек Альты и Тру бежа.

Льву даже пришлось изменить свою титулатуру: вместо «митрополита Киева Росии» он стал называться «митрополитом Переяславля Русского». Его послание к латинянам об опресноках, сохранившееся в греческих списках XIII—XIV вв., озаглавлено: «Боголюбивейшего Льва, митрополита Преславы на Руси, о том, что не следует употреблять в службе опресноки[114]». С этого времени Переяславль надолго сделался официальной резиденцией русских митрополитов, что мимоходом отмечено в Лаврентьевской летописи под 1089 г.: «В се же лето священа бысть церкы святаго [архангела] Михаила Переяславьская Ефремом, митрополитом тоя церкы, юже бе создал велику сущу, бе бо преже в Переяславли митрополья» (Никоновская летопись в статье под 1091 г., повторив это сообщение, прибавляет еще: «и живяху множае тамо [в Переяславле] митрополита Киевстии и всея Руси, и епископы поставляху тамо…»)[115].