Клуб «Алиби» - Франсин Мэтьюз

— Ложись! — закричал моряк, но он говорил по-голландски, и она не поняла его слов.

Немецкий самолет пролетел над их головами, не выстрелив.

— Я больше не буду бояться умереть, — сказала она громко, глядя на исчезающий за горизонтом самолет. — Ничто не может быть хуже, чем уехать из Франции.

— Но вы не уезжаете, — вдруг произнес голос: мягкий, вкрадчивый голос. — Разве вы не слышали? Капитан приказал причалить к берегу. Нам нужно эвакуировать армию. Если прежде немцы не потопят нас.

Она повернулась и уставилась на говорившего: опрятный, несмотря на лишения последних четырех дней, с влажными, пронзительными глазами над коротко стриженными усами.

— Простите, — сказала она. — Мы знакомы?

Он улыбнулся и кивнул.

— Эмери Моррис. Я работал с Филиппом, в «Салливан и Кромвелл».

Нелл стояла в прохладном центре бродильни — длинного темного сарая, где хранилось молодое вино — и наблюдала, как старый Анри наполнял бочки. Это был методичный процесс, проводившийся почти ежедневно, потому что стареющее вино испарялось: из отверстия вынималась стеклянная пробка, в бочку доливалось вино, таким образом предотвращая попадание кислорода. Этим бочкам было несколько лет, и сделаны они были из древесины, отобранной в лесах Тронкэ, не то, что те, новые из неверского дуба, которые она привезла из Парижа. Те бочки предназначались для урожая, который будет собран через четыре месяца, для винограда, который еще не был посажен, для вина, которое еще не было сделано. В большинстве виноградарских хозяйств Медока, принадлежавших Нелл, использовали только старые дубовые бочки, смягченные и пропитанные годами содержавшимся в них вином, но она считала, что дуб надо подвергнуть процессу старения — это мнение она переняла у барона Филиппа из поместья Мутон-Ротшильд. Дерево впитывало вкус и запах, и это увеличивало скорость старения. Ей было трудно убедить Анри в том, что ее инстинкты ее не подводят, и только время могло рассудить, что лучше — новая рискованная технология или верность старым традициям.

В замке Луденн из красного винограда производилось «Каберне Совиньон», «Мерло» и немного «Пети-Вердо» и «Мальбека». Анри менял соотношение от года к году, увеличивая или уменьшая количество того или иного вина в зависимости от качества винограда. Он делал это с пятнадцати лет. Еще в раннем детстве, едва научившись ходить, он вместе с отцом обходил виноградники. У сына Анри не было таланта винодела, не было шестого чувства, подсказывавшего, что получится из неопределенной массы через двадцать лет. Но девятнадцатилетний внук, казалось, родился с винной пробкой во рту, и, когда пришло время, Анри постарался пристроить мальчика в Луденн. Юный Роже был сейчас где-то в Арденнах, на фронте под командованием Бертрана.

— Я поручил новеньким опрыскивать сорта «Мерло», — сказал Анри молча наблюдающей за ним Нелл. — Баронесса послала нам немного медного купороса вместе со своими людьми. Спасибо ей. Весь купорос, похоже, конфискован Министерством вооруженных сил. У нее в Мутоне, наверное, целый склад. Конечно, благодаря барону. Только Ротшильд может добыть купорос в это военное время.

— Они хорошо работают?

Анри посмотрел на нее из-под густых бровей.

— Вы имеете в виду новеньких? Они знают, с какой стороны лозы растет виноград. Она прислала вполне здоровых людей, если вы об этом. Они справятся.

Через день после того, как Нелл согласилась приютить Джулиана де Кайпера и братьев Лёвен, из Мутон-Ротшильд прибыли пятеро рабочих винодельни: двое мужчин лет шестидесяти, пятнадцатилетний мальчик и две женщины неопределенного возраста. Нелл немедленно поручила их Анри, который выделил им места для сна над винным складом. Последние несколько дней он давал им много поручений и постепенно выяснял, на что они способны: этот поможет сцеживать вино, этот сможет терпеливо стоять с миской казеина, пока Анри очищал вино двухлетней выдержки, а тот будет прививать растения в питомнике. Он не перегружал работой женщин и обменивался шутками с мужчинами; мальчика он тут же взял под свое крыло.

У Нелл осталось совсем мало дел. Она проводила время в размышлениях о том, как она заплатит этим людям еще пять зарплат, и где найти пропитание для ее быстро расширявшегося хозяйства. Включая всю прислугу, гостей из Голландии и рабочих винодельни, выходило двадцать человек.

— Мне нужно что-нибудь продать, — тихо проговорила она, возвращаясь по посыпанной гравием подъездной аллее к замку. — Может быть, картину. Серебро. Я найду покупателей в Бордо.

За тридцать ярдов до входа она ненадолго остановилась. Из раскрытого окна доносились звуки скрипки — грустные, меланхоличные и легкие. Это был Эли Лёвен, самый молодой из трех евреев из Амстердама. Профессиональный музыкант, который упражнялся и упражнялся много часов подряд, словно освоив этот сложный пассаж из Берлиоза, он смог бы контролировать то, что с ним происходило. Нелл закрыла глаза, слушая как звуки скрипки смешиваются с шумом листвы и птичьим щебетом где-то вдалеке.

— Я не знал, что ты устраиваешь концерты в Луденн, — произнес позади нее голос.

Она резко повернулась: слух ее не подвел.

— Что ты тут делаешь, Спатц?

Он ехал на ее миниатюрной машине к югу от Парижа, продвигаясь урывками в течение последних двух дней, и было очевидно, что он вез какие-то новости.

— Я ничего не знаю о том, что происходит, — сказала она. — У меня есть радио, но наши новости такие глупые — повторяют домыслы и слухи. Что происходит в Париже?

Спатц запрокинул голову, отбрасывая свои гладкие светлые волосы со лба.

— Ничего особенного. Рейно все еще на месте, но армия полностью сдалась. Я подбросил столько французских солдат по дороге, что впору тягаться с самим Гитлером. Как патетично.

— Но ты должен знать больше! Твои люди…

— Рассказали мне, что армия твоего мужа сдалась три дня назад на окраине Руана, — медленно сказал он. — Бертран в плену, Нелл.

— Сдалась? — она покачнулась, и Спатц поддержал ее за руку. — Но почему?

— Не было другого выбора. Ты и понятия не имеешь, каково это Нану. Целые батальоны окружены. Несколько подлецов, кому удалось добраться до берега, находили лодки и спускали их на море. Они не вернулись.

Нелл посмотрела вокруг себя невидящим взглядом и ощупью пошла к каменной скамье под огромной медокской сосной. Скрипка в доме умолкла. Она представляла, что братья Лёвены с опаской смотрят из высоких окон на светловолосого незнакомца рядом с графиней, холодея от мысли, что их предали.

— Ты даже не знаешь, жив ли он, ведь так? — спросила она. — Только то, что они сдались.

— Я выясню, где он сейчас. Я знаю, что ты беспокоишься о Бертране, и не важно, что было между вами в прошлом…

— Да, — она подняла глаза. — О боже. Анри. Его внук Роже служит у Бертрана. Мне нужно ему рассказать…