Никогда не отступай - Уильям Форстен

Улыбка Уотли вдруг сменилась гримасой боли.

— Если ты хочешь, чтобы я что-нибудь передал… э-э… — запнулся Ганс.

— Ольге, — быстро вставил Джек, делая вид, что не заметил, как Ганс забыл имя его жены. Он мотнул головой. — Мне никогда не нравилась вся эта чепуха с прощальными письмами и последними словами. Слишком мелодраматично, друг мой. Она и так будет знать, что я думал о ней.

— Я могу что-нибудь для тебя сделать?

— Ну, если у тебя в запасе есть лишняя нога, я был бы тебе очень благодарен.

Ганс склонил голову:

— Джек, я только хотел…

— Можешь мне не объяснять, Ганс, я все понимаю. Если бы это случилось с тобой, я поступил бы точно так же. Ты, главное, позаботься об остальных парнях.

Ганс кивнул. Подняв голову, он окинул взглядом лощину у себя под ногами. Почти тысяча человек ждали в ней своего последнего боя. Большинство из них молчали, кое-кто негромко стонал или плакал. Ганс заставил себя посмотреть им в глаза. Некоторые солдаты кидали на него взгляды, полные гнева и горечи, но тяжелее всего Гансу пришлось оттого, что на лицах многих людей было написано понимание, его товарищи и друзья по прежним боям грустно улыбались и приветственно махали ему.

Он медленно поднялся с колен и опять навел свой бинокль на северо-восток. Там явно что-то происходило. Степь все еще была влажной от лившего последние три дня дождя, иначе Ганс видел бы пыль, поднимавшуюся от бантагского войска, с сорока, а то и пятидесяти миль, но он и так знал, что враги недалеко и скорее всего к вечеру будут здесь.

Ганс снова опустился на землю рядом с Джеком.

— Недолго осталось, Джек, — прошептал он. — Еще три часа, максимум четыре. Они увидят трупы своих товарищей и попрут на вас, желая отомстить.

— Отсюда далеко до Антьетама, да? — вздохнул Джек. — Помнишь, я под Геттисбергом получил пулю в грудь, думал, что точно помру, а все-таки выкарабкался?

Ганс молча кивнул.

— Забавно все это: выжить в стольких боях, чтобы в итоге отдать концы в каком-то овраге на этой чертовой планете, бог знает в скольких милях от дома. Эх, хотелось бы мне еще разочек побывать в Вассалборо. Взять лодку и порыбачить вечерком в пруду Уэббера.

— Может быть, так оно в конце концов и будет, — тихо отозвался Ганс, сжав плечо друга.

— Ты решил удариться в религию?

— Да нет, просто подумал, что после того, как все заканчивается, мы, возможно, отправляемся туда, куда мы действительно хотим больше всего попасть.

— Хотелось бы в это верить, Ганс, хотя что-то я сильно сомневаюсь. Впрочем, — печально усмехнулся Джек, — я скоро сам все узнаю.

Трясущимися руками он вытащил из вещевого мешка коробок спичек и вновь раскурил свою трубку.

— Не забывай следить за флангами, — напомнил ему Ганс, бросив взгляд в сторону конных формирований бантагов, уцелевших в недавнем бою. Перестроившись, враги выжидали момента для новой атаки, находясь вне досягаемости ружей людей. — Эти ублюдки жаждут мести. Хотя, скорее всего, они будут ждать подхода основных частей с северо-востока.

— Пусть только сунутся. Я жду не дождусь встречи с одним из них, — ответил Джек, рассеянно поглаживая обрубок правой ноги.

Ганс взглянул на десятки находившихся без сознания людей, лежавших на обоих склонах лощины.

— Не беспокойся, я знаю, как им помочь, — прочитал его мысли Джек, и спокойствие на мгновение изменило ему. — Что за сволочная война! Южане угостили бы нас выпивкой и отправили бы в лазарет, как тогда меня под Геттисбергом. А здесь все не так. Как-то мне не по душе мысль о том, что я скоро пойду на обед этим тварям. Надеюсь, они мною подавятся, — улыбнулся он сквозь слезы.

Слова застыли у Ганса в горле; он сжал плечо друга и встал с колен.

— Да пребудет с тобой Бог, Ганс Шудер.

— И с тобой тоже.

Взлетев в седло, Ганс вскинул руку в салюте и развернул коня, благодаря небо за то, что никто не видит его слез.

Ожидая прибытия Калина, Винсент смотрел на нервничающего Фергюсона, который медленно разгуливал позади броневика и батареи, безуспешно пытаясь скрыть беспокойство. Вскоре к ним присоединился Джек Петраччи, только что закончивший первый испытательный полет на оснащенном двумя двигателями дирижабле, предназначенном для небольших перелетов.

— Отличная машина, Чак, — воскликнул Петраччи. — Легка в управлении и более маневренна, чем предыдущие модели.

— Но ей не хватает скорости, — заметил Чак. — Прежде чем ты получишь этот дирижабль, я собираюсь установить на нем двигатель нового образца.

Джек одобрительно кивнул, и они с Чаком углубились в беседу о технических характеристиках дирижаблей и их двигателей, так что Винсент вскоре совершенно перестал понимать, о чем идет речь. Решив, что эти энтузиасты авиации прекрасно обойдутся и без него, Готорн направился к Гейтсу, который вместе с одним из своих художников делал наброски для очередного номера газеты. Улыбнувшись, Винсент жестом попросил художника показать ему рисунки. Суздалец протянул ему альбом для зарисовок, и Винсент быстро пролистал его. У художника был дар удивительно четко схватывать детали: на одном листке было прекрасное изображение нового двукрылого дирижабля, на другом — вид спереди на броневик. Рисунок броневика являлся всего лишь грубым наброском, однако рядом с машиной художник Гейтса нарисовал членов ее экипажа, тем самым передавая масштаб детища Фергюсона.

— У меня для тебя есть печальные новости, Гейтс, — скорбным голосом возвестил Винсент.

— Что такое?

Винсент вырвал из этюдника листы с рисунками, над которыми трудился художник, скомкал их и бросил на землю.

— Это военная тайна, не подлежащая разглашению.

— Да брось, старик, ты не можешь этого сделать!

— Уже сделал, — улыбнулся Винсент. — Не забывай, я действующий командующий этим фронтом. Если наши машины будут работать, я не хочу, чтобы их изображения появились в газете.

— Черт возьми, Винсент, да ведь в Суздале каждая собака знает про эти штуковины. Их же прямо тут и изготовили. Мне же нужно сделать о них статью. — На лице Гейтса появилось хитрое выражение, словно он только что вытащил из колоды козырного туза. — А кроме того, перед отбытием на фронт полковник дал мне разрешение поместить в газете несколько иллюстраций.

— Ладно, ладно, — сдался Винсент и кивнул в сторону броневика. — Можешь нарисовать эту хреновину, но надо слегка исказить изображение. Пусть броневик выглядит больше, чем на самом деле, пририсуй ему несколько лишних пушек и, главное, не сообщай никаких деталей о толщине брони.

— Винсент, а тебе не кажется, что ты слишком перестраховываешься?

— Гейтс, я боюсь даже подумать о том, сколько тысяч наших парней на Земле погибли из-за чересчур длинного языка некоторых представителей прессы.