Тайная жена - Елена Арсеньева

Марина, забыв обо всем, вырвала из рук Глэдис письмо и развернула.

«Десмонд, после того, что случилось вчера, я больше не в силах таиться. Был миг, когда мне показалось, что злая участь Алистера настигла и тебя… и я поняла, что не переживу новой потери. Мне необходимо поговорить с тобой. Это очень важно… жизненно важно! Ты и не подозреваешь того, что я хочу тебе открыть. Сегодняшний вечер перевернет всю твою жизнь и, быть может, наконец освободит от той роковой слепоты, которая ведет тебя к гибели. Впрочем, писать очень долго. Я все скажу сама. Умоляю не искать со мной встречи днем, не мучить понапрасну, не выспрашивать, однако ровно в 10 часов вечера я буду ждать тебя в павильоне, в саду. Приходи. Джессика».

О да, этот листок был вполне невинен, но к нему прилагался другой, и когда Марина прочла его, она не поверила глазам.

Похоже было, что многолетняя сдержанность изменила Джессике. Чувства хлынули потоком и подчинили ее себе. Строчки плясали, буквы разъезжались: она явно не владела собой, когда писала:

«О Десмонд, мой Десмонд! Довольно нам мучить друг друга. Я всегда понимала тебя лучше, чем даже ты сам… поняла и теперь. И ты все понял. Да, я больше не могу таиться. Я люблю тебя и готова всему миру сказать об этом. Если ты захочешь, мы подождем приличного срока, чтобы объявить о своей любви, но ты должен знать, что я готова принадлежать тебе во всякий час, когда ты пожелаешь меня. Пусть это свершится сегодня. Я хочу сегодня стать твоей…»

Марина уронила листки. Она почти не дышала от боли. И почему-то самым мучительным было то, что Джессика каким-то непостижимым образом почти слово в слово повторила то, что Марина сказала бы Десмонду. Готова была сказать!

В этом было нечто унизительное, оскорбительное, почти постыдное! Как если бы они с Джессикой обе вдруг пришли к Десмонду, чтобы он выбрал, кто ему милей: невеста его брата или его жена.

Жена!

Марина привскочила на постели, словно это слово ударило ее – и вмиг вернуло к жизни. Она его жена! Она ведь совсем забыла, что главным условием их договора была свобода ее выбора. Ее! Только от нее зависит, какая участь постигнет Десмонда 31 июля: или венчание, или смерть. Нет! Лорд Десмонд Маккол обвенчается со своей русской кузиной Марион Бахметефф… завтра же. А узнает он о решении своей судьбы нынче вечером! В том самом садовом павильоне, где ему назначила свидание Джессика. Да-да, все будет как в романе: дама, явившись на свидание, застанет возлюбленного с другой… Но этой дамой будет не Марина! Ею предстоит стать Джессике. Явившись в павильон в десять вечера, она попадет в самый разгар любовного свидания, которое началось немного раньше! И за этот час Десмонд узнает о том, что завтра у него свадьба, а также о том, что его тайная жена влюблена в него без памяти.

Лицо Глэдис, стоявшей с видом печального сочувствия, вытянулось от удивления, потому что мисс Марион, только что бывшая полумертвой от горя, вдруг расхохоталась и ринулась к секретеру, где стоял бювар. Обмакнув перо в чернильницу, Марина перечеркнула в письме цифру 10 и написала сверху размашисто девятку, а потом, помахав листком в воздухе, чтобы чернила быстрее просохли, свернула его по сгибам и сунула совершенно ошеломленной Глэдис:

– Вот. Теперь ты можешь отнести это милорду. Иди, что стоишь? – И неторопливо направилась к ванне.

– Но мисс! – взмолилась Глэдис, прижав руки к груди. – Второй-то листок остался у вас…

Она отпрянула, так стремительно обернулась к ней вышеназванная мисс.

– Если ты кому-то пикнешь про второй листок, – прошипела Марина, сузив глаза, – если вообще пикнешь, что я знаю про письмо… я убью тебя, так и знай!

И Глэдис, очевидно, поверила, потому что в следующую же минуту ее и след простыл. Стоптанные каблучки бывших туфелек Джессики дробно затопотали по коридору, а Марина первым делом подошла к камину и швырнула в огонь любовные бредни «неутешной вдовы».

И ей стало легче.

* * *

Весь день так прошел в нетерпеливом ожидании вечера. Марина не выходила из своей комнаты, была как в бреду. Едва стрелки на часах задрожали на половине девятого, как она бесшумно, будто один из призраков замка, ринулась по коридору.

Где-то из бокового хода прянул было под ноги Макбет, который словно бы учуял очередное приключение и норовил принять в нем участие. Марина сурово сказала: «Брысь!» Макбет обиделся и ушел, недовольно поводя хвостом из стороны в сторону. Но Марине было не до кошачьих настроений: она побежала в сад, решив явиться на место свидания раньше Десмонда.

Павильон, о котором шла речь в письме Джессики, маленький греческий храм, всегда казался наглухо запертым, но стоило Марине слегка коснуться двери, как та мягко поддалась под рукой, и во тьме блеснул огонек. Здесь был жарко растоплен камин, причем какими-то очень ароматными поленьями.

Воздух был напоен сладостным духом, и отблески пламени озаряли роскошную постель.

Здесь все было приготовлено для любовного свидания.

Да неужели это скромница Джессика свила дивное, пышное, сладострастное любовное гнездышко? И что, на этом ложе она собиралась совращать Марининого мужа?..

Сначала Марина собралась встретить его в дверях. Объясниться, поговорить, признаться… Но при виде этой неги, этой роскоши она поняла, что есть только одно место, где ей следует ждать Десмонда. В постели!

Она надеялась, что ей удастся соблазнить нынче Десмонда, что вечер кончится любовными объятиями, а потому под теплым плащом на ней была только тончайшая рубашонка, чудилось, сотканная из белого, призрачного лунного кружева.

Марина села, потом легла, потом снова села. Как лучше – распустить волосы по плечам? Или предоставить Десмонду расплести косу? Что сделать: сразу, чуть он войдет, окликнуть его? Или молча, с мольбой, протянуть к нему руки? И глядеть, просто глядеть на него, зная, что зеленые глаза ее исполнены в этот миг чарующей силы, против которой он не сможет устоять?

И вот за стеною захрустел песок под чьими-то торопливыми шагами.

Марина вдруг поняла, что у нее не хватит храбрости встретить Десмонда вот так, лицом к лицу.

Она опрокинулась навзничь и едва успела набросить на себя самый краешек тончайшего шелкового покрывала, прикрыв лицо полусогнутой рукой, как дверь распахнулась.

Он вошел и замер на пороге, не говоря ни слова, только глубоко вздохнул. Потом Марина услышала тихие шаги, и вот он уже нагнулся над нею. Она ощутила его взгляд, скользнувший по приоткрытым губам (они вмиг пересохли), по напряженно запрокинутой шее (на ней часто-часто забился вдруг пульс), по едва прикрытой груди (отвердели, приподнялись соски, каким жаром налилось лоно), а потом послышался торопливый шорох одежды.

Он раздевался. Он не устоял! Сейчас она окажется в его объятиях!

Больше не было сил ждать, и едва только он оперся коленом о постель, как Марина прильнула к нему и с силой cплела руки на его спине, желая никогда, никогда больше не размыкать этих пут, не выпускать его.