Стакан воды - Эжен Скриб

Агата. Что ты задумала?..

Зоя. А тебе-то что? И ты и Эдмон останетесь в стороне, я одна попытаюсь осуществить мою затею – правда, может быть, безрассудную, ибо состязаться с Сезариной нелегко… Но она так уверена в своей непобедимости, в своей изворотливости и так мало думает обо мне, что ей и в голову не придет подозревать меня в чем-либо… Да и потом, у нас другого выхода нет. Она или осчастливит нас, или погубит, и если я потерплю неудачу…

Агата. Ты наживешь себе в ее лице врага!..

Зоя. Она и без того мне враг… А в случае удачи я устрою счастье и благополучие моего друга, счастье и благополучие моей Агаты, а значит… (протягивает ей руку) и мое!

Агата. Какая ты добрая, Зоя!

Зоя. Тсс!.. Вот твоя мачеха!.. Какой у нее деловой, озабоченный вид!

Агата. У нее почти всегда такой вид.

Зоя. Такой вид и должен быть у женщин, исполняющих обязанности государственных мужей… Поди к себе, оставь нас с глазу на глаз!

Зоя, Сезарина.

Сезарина (входит с задумчивым видом и садится в кресло на правой стороне сцены). Бернарде назначен… Он уж, наверное, знает… Но министр сказал: «Еще четыре голоса, и закон пройдет…» Если наберу, то стану всемогуща… Тогда мне уже ни в чем отказа не будет… Но где их достать? Даже если мобилизовать моих запасных друзей – все равно ничего не выйдет… Допустим, Оскара выберут – вот уже один голос есть… вернее, не единица, а нуль, который может быть, однако, полезен… Но тогда уже будет поздно.

Зоя (в сторону). Ай, ай, ай!.. Придется прервать размышления государственного мужа… Ну ничего, подойдем!..

Сезарина (заметив ее). Графиня де Монлюкар!..

Зоя. Здравствуйте, моя дорогая Сезарина!..

Сезарина. Вот неожиданно!.. Граф де Монлюкар часто радует нас своими посещениями, а вот вы – то ли забыли нас, то ли загордились: совсем перестали бывать…

Зоя. Да, со времен пансиона…

Сезарина (в сторону). Вечно она со своим пансионом!

Зоя. …многое изменилось!

Сезарина. В каком смысле?

Зоя (насмешливо). В пансионе мы на вас смотрели снизу вверх…

Сезарина (надменно). Так что же, собственно, изменилось?

Зоя (в сторону). Нахалка!

Сезарина (стараясь быть любезнее). Я только нахожу, что, с тех пор как я заняла высокое положение, вы меня не жалуете, и я об этом сожалею…

Зоя (в сторону). Она взяла со мной покровительственный тон!

Сезарина. Ведь я хорошо помню девочку Зою, шалунью и в то же время наивную…

Зоя (с напускным простодушием). Вы хотите сказать: глупенькую?.. Что ж, вы правы… Я и теперь очень нуждаюсь в ваших наставлениях… К сожалению, вы мне их уже не даете… А какую бы они принесли мне пользу!.. В самом деле, я восхищаюсь вашим несравненным тактом, который вам никогда не изменяет, этим вашим орлиным взором, благодаря которому вы мгновенно и совершенно точно устанавливаете, как вам надо держаться, как действовать… А вот у меня нет ни чутья, ни находчивости: я только на другой день соображаю, что мне надо было сказать и как поступить накануне… Зато вы… вы – олицетворенная гибкость.

Сезарина (улыбаясь). Послушайте, дорогая Зоя: вы мне льстите… Вам что-то от меня нужно?

Зоя (с наивным видом). Вы угадали! Вот он, орлиный взор, о котором я только что говорила!

Сезарина. Так в чем же дело?.. Вы по поручению мужа?..

Зоя. О нет!.. Он ни сном ни духом…

Сезарина. Значит, вы по своему делу?

Зоя. Нет, и не по своему!

Сезарина. Ну, так о ком же речь?

Зоя. В этом-то главная трудность и есть… Не знаю, право, как приступить… Может быть, я зря к вам с этим разлетелась… Впрочем, я вас предупредила: я за секунду еще не знаю, что я предприму… Теперь мне уже кажется, что это с моей стороны оплошность… Да, если все взвесить, то лучше не начинать этого разговора…

Сезарина. Ну как вам не стыдно!.. Ведь вы его уже начали…

Зоя. А вдруг вы рассердитесь? Что, если вы сочтете мое поведение глупым, неприличным?..

Сезарина. Но ведь мы же свои люди!.. Старинные подруги!..

Зоя. Хотя правда, речь идет именно о старом друге, и даже не о его счастье и благополучии, но о самой его жизни – она в опасности…

Сезарина. Кого вы имеете в виду?

Зоя. Эдмона де Варенна…

Сезарина (взволнована; старается побороть смущение). Эдмона?

Зоя (наблюдает за ней; в сторону). Я не ошиблась: она его любила…

Сезарина. Его жизнь в опасности?..

Зоя (смотрит на нее в упор). Я ему друг и сестра, не больше, и я это знаю, а вас он любит и любил всегда, и вы ничего не подозреваете?

Сезарина (в волнении). Он меня любил?

Зоя (в сторону, живо). Она и сейчас его любит…

Сезарина (постепенно овладевая собой). Вы говорите, не подумав, – это все пустое. Вот уже год, как Эдмон сторонится, избегает меня, не может пересилить свою неприязнь, смотрит на меня с нескрываемой ненавистью.

Зоя. Да, да, все это верно! Но мне ли, не обладающей ни вашим умом, ни вашим тактом, доказывать вам, на что может толкнуть молодого человека задетое самолюбие, утрата надежд, досада, ревность, а ведь все эти страсти владеют им уже целый год!.. Да, целый год, со дня вашего замужества… А вы хотите, чтобы он вас не избегал, чтобы он не испытывал к вам ненависти?.. Он вас любил, а вы по расчету или, быть может, из тщеславия отдали руку и сердце другому; вы поступили очень, очень нехорошо… Простите, я буду говорить только об Эдмоне, а Эдмон так горд, что не жалуется, до того несчастен, что в утешениях не нуждается, изливает свои горести только мне, и вот наконец, уверившись в тщете всех мечтаний и надежд, он решился нынче же положить конец своим мучениям и заодно покончить все счеты с жизнью. Ведь вы же знаете его почерк – прочтите! (Передает ей письмо.)

Сезарина (читает). Боже!.. Это просто невероятно!.. Как? Он меня любил тайно?

Зоя. Да!.. И тайны этой он вам никогда не откроет, он скорее умрет, чем признается вам в любви, – можете мне поверить.