Игры скорпионов - Марта Таро

Вспоминать о проклятой Долли Черкасской не хотелось, Илария устало закрыла глаза, и тут же ей пригрезился лик покойной сестры.

— Тоже мне загадка, — сказала Марианна. — Мой сын влюблён в эту девушку. Ты же видишь, как Долли похожа на меня — тоже рыжеватая, да к тому же красавица.

Сестра расхохоталась и опять постучала пальцем у виска. Илария в ужасе распахнула глаза. Нет, это неправда! Лаврентий не мог полюбить другую! Марианна просто завидует! Вот только родившееся в душе отчаяние шепнуло, что на самом деле всё возможно. Или же нет?.. Илария металась между ужасом и надеждой, а потом вдруг на неё снизошло озарение: «Я сама виновата — озлобилась, пропиталась ненавистью. Малыш просто испугался и ничего не соображал, когда выстрелил. Он уже давно раскаялся и теперь тоскует по мне. Ведь я — его царица, смысл его жизни. Лаврентий с юности разделял мои мысли и чувства. Надо вернуть нашу Игру, и всё встанет на свои места».

Илария еле дождалась утра. Приоткрыв дверь, чтобы поймать лучик света, она причесалась. Чёрное бумазейное платье и тёмно-синяя шляпка достались ей от убитой гувернантки. Это оказалось на редкость удачно — эти цвета всегда шли к прозрачной белой коже и рыжим волосам. Ну вот и готово…

Илария поднялась на палубу и в ожидании встала у борта. Ждать пришлось долго. Наконец у кают мелькнула знакомая высокая фигура. Женщина рванула туда. Ещё несколько шагов — она догнала Лаврентия и сказала:

— Здравствуй, Малыш! Поздоровайся с мамочкой…

Пасынок вздрогнул и обернулся. Сначала глаза Лаврентия метали молнии, но затем в них проступил ужас. С чего бы это он так испугался? Впрочем, всё это уже стало для Иларии неважным — она вступила в Игру, теперь можно было и не суетиться.

Долли с головой окунулась в суету. Попав в «железные руки в шёлковых перчатках», как Катя, смеясь, именовала супругу посланника, княжна больше себе не принадлежала. Дарья Христофоровна не давала ей ни малейшего продыху.

— Долли очень хороша от природы, — рассуждала Ливен. — Красоту мы доведём до полного совершенства нарядом и прической. Драгоценности при первом выходе в свет не надевают, только жемчуг. Так что осталось всего лишь два вопроса: как наша дебютантка танцует и на скольких языках говорит?

— На английском, французском и немецком. Этого мало? — стараясь обуздать раздражение, сообщила Долли. — На балах я ещё не бывала, танцевала лишь на детских праздниках дома и у соседей, а потом началась война, и танцы в округе закончились.

Если графиня и заметила робкую попытку взбунтоваться, то не подала виду и не моргнув глазом ответила:

— Трёх языков хватит, если бы ты свободно изъяснялась на древнегреческом или латыни, было бы только хуже. Мужчины сторонятся слишком образованных, а тем более умных женщин. Хорошенькое личико и большое приданое — вот всё, что им нужно.

— Как же можно иметь дело с такими примитивными людьми? Ведь это значит унижать себя, опускаясь до их уровня! — фыркнула Долли.

— Дорогая моя, никогда не оспаривай общепринятых норм — затем тебе и дан разум, чтобы комфортно устроиться в жизни, не раздражая общество, но и не отказывая себе в удовольствии жить своим умом, — философски изрекла Дарья Христофоровна.

Самое интересное, что привычной очаровательной улыбки на лице графини не было. Значит, она не шутила? Долли вдруг поняла, что заинтригована. Впрочем, в любом случае княжна не собиралась сдаваться без боя, поэтому заявила:

— При чём тут какие-то нормы? Я говорю о конкретных людях.

— Мужчины — все примитивны, даже самые умные и блестящие. Просто одних мы любим и всё им прощаем, а к другим равнодушны, и их недостатки режут нам глаза. Конечно, если ты к кому-нибудь привяжешься, то недостатки избранника покажутся тебе достоинствами, а это сильно упрощает семейную жизнь.

— Я что-то не поняла — как это недостатки могут стать достоинствами? — удивилась Долли.

— Очень просто: если ты равнодушна к мужчине, то он — скуп, а если любишь, то он — практичен. И так можно перечислять до бесконечности.

— Дорогая, ты мудра как царь Соломон! — восхитилась Катя.

— Я мудра как царица Савская, которая была мудрее царя Соломона, — отмахнулась Ливен. — Но вы мне зубы не заговаривайте — пойдёмте в музыкальный салон, покажете, как княжна танцует.

Все отправились выполнять её приказ. Генриетта взяла первые аккорды на фортепьяно, и Долли (с Катей «за кавалера») исполнила по нескольку па из всех модных танцев.

— Пойдёт, — вынесла свой вердикт Ливен. — Значит, у нас загвоздка лишь с платьями. Катя, крутись, как хочешь, но завтра в пять ты должна привезти нашу дебютантку в посольство на встречу с великой княгиней.

Дарья Христофоровна смягчила свои слова улыбкой, но по озабоченному лицу Кати было видно, что отказ исключён и никаких оправданий Ливен не примет.

Пришлось с этим смириться. Долли дала обещание брату, но и о своих планах забывать не собиралась, она просто решила, что тактично и мило откажет всем, подобранным для неё супругой посланника «подходящим» кавалерам.

Супруга посланника обставила чаепитие по всем английским канонам: серебряный сервиз, вышитые гладью салфеточки, ароматный индийский чай со сливками. Впрочем, какой бы чай ни подавали, собравшиеся за столом дамы не стали от этого менее русскими. Великая княгиня Екатерина Павловна оказалась яркой брюнеткой не старше тридцати лет. Она сразу же оценила красоту Долли, похвалила её манеру держаться и заявила, что тоже хочет покровительствовать княжне.

— Дорогая, как удачно, что в Лондон прибыли самые завидные женихи России, все они — герои войны. У вас будет прекрасный выбор! — с воодушевлением объявила Екатерина Павловна.

Долли чуть слышно вздохнула, ей-то как раз не хотелось никакого выбора, но плетью обуха не перешибёшь, и княжна промолчала. Зато Катя горячо поблагодарила великую княгиню.

После чая Екатерина Павловна отбыла в резиденцию брата-императора, а графиня Ливен с Катей ненадолго отлучились для встречи с посланником. Долли осталась в гостиной одна. В комнате стало душно. Может, обождать на улице? Долли решительно встала и поспешила к выходу. Она уже сбегала по ступенькам, когда ей вдруг заступил дорогу офицер в уланском мундире. Он в изумлении всплеснул руками и громко ахнул:

— Не может быть! Племянница графини Апраксиной?! Вы уже больше не сочувствуете бедным, раз сняли ваш сарафан?

Улан оказался московским знакомым. Печерский — так вроде бы его звали… Не зная, как поступить, Долли смешалась, но, уловив добродушную иронию графа Михаила, ответила шуткой:

— Британия не сможет пережить вида этой «варварской» одежды и уйдёт на дно, а я очень сочувствую англичанам, поэтому и не надеваю здесь сарафан, а хожу в простых местных нарядах. — Княжна небрежно указала на своё расшитое гладью белое муслиновое платье.