Змееборец - Наталья Игнатова

Заряжать камни закончили уже после полудня. Перерыва не делали: Краджеса манипуляции с его ментальным образом не утомляли, Йорик слишком заинтересовался непривычной работой, а мийстр Крида, тот просто не знал, что такое усталость.

Настоящие гномы… то есть, те, обитающие в родной Йорику реальности, существа из плоти и крови, пожалуй, сжевали бы от зависти бороды, узнав, что их нетварные собратья вообще не нуждаются в отдыхе.

Сходство, кстати было. Между здешними гномами и теми, привычными. Сходство было и во внешнем облике – по крайней мере, если судить по тем гномам, которые, приличия ради, становились видимыми, общаясь с гостями – и, в ощущениях. Да, та же монументальная, непоколебимая сила. Вот только здесь эта сила была пронизана откровенной, чистой угрозой. И злобой.

Йорик не чувствовал ее. Зато чувствовал Краджес. Будучи эмпатом, он, волей-неволей, испытывал по отношению к мийстру Криде те же чувства. Не будь командор Хасг уверен в безусловной преданности своего лейтенанта, сейчас он получил бы возможность в ней убедиться. Потому что, несмотря ни на что, Краджес пошел за ним в подземелья, и прошел через них, а сейчас отдал себя в руки гнома, чьи злоба и ненависть были для него отчетливы, почти осязаемы.

Гномы ненавидели смертных. Горы ненавидели смертных. И если в языческих предгорьях, с восточной стороны хребта, люди смягчали эту ненависть обрядами, выражающими почтение жестоким горным духам, и регулярными жертвоприношениями, то на западе, в землях анласитов, дела обстояли куда хуже.

Впрочем, насколько было известно Йорику, обитатели западных предгорий, по-прежнему цеплялись за языческие суеверия. Теперь он понимал, почему. И в очередной раз задумался о том, что же еще не рассказал ему де Фокс? Что за странную неприязнь питает глава Десятиградья, праведный анласит, к анласитским монастырям?

Всего месяц назад он отсоветовал Йорику отдавать раненых монахам-анласитам, и обещал, что объяснит все потом. Но за этот месяц у командора Хасга накопилось к своему дэира множество вопросов. Вчера вечером де Фокс ответил на некоторые из них, но Йорик подозревал, что когда он осмыслит все, рассказанное, появятся новые вопросы. И так будет продолжаться до бесконечности… или до какого-то последнего ответа, которого лучше не знать.

– Немного найдется смертных, таких как твой Краджес, – сухо сообщил грайтен, наблюдая за тем, как Йорик делает очередной слепок эмоций. – Пожалуй, если бы он помог, я сумел бы повторить твои чары.

– Слышал, лейтенант? – поинтересовался Йорик, – не будешь возражать, если мийстр Крида попробует с тобой поработать?

– Здесь ни одного доброго духа нет, – буркнул Краджес, – ты только лишь, а ты – дух лесной, много ли с тебя проку в подземельях? Никто и не вступится, если что. Залезли же мы с тобой, Капитан, к бесам в самую задницу. Пусть пробует, что уж теперь-то?

– Никто не собирается причинять нам вред, – заверил Йорик.

– Не собираются, как же, – лейтенант зло поскреб черную бороду, – может, и не собираются, но очень хотят, прямо на дерьмо исходят.

Мийстр Крида, словно и не услышав справедливого обвинения, действуя с предельной аккуратностью, развернул перед собой ментальный образ Краджеса. До этого, в процессе работы, он расспрашивал Йорика о значении тех или иных цветов и оттенков образа – их окраска была единственным признаком, по которому гном мог различить человеческие чувства – и сейчас грайтен выбрал серовато-сизую злобу. Сделал копию, в отличие от Йорика, сразу копируя эмоции в камень. Подумал.

– Я могу совсем убрать этот цвет. Но очень скоро он появится снова, так, господин Хасг?

– Да.

– Такова особенность твоего человека. Змееборец говорит, что это дар, и он, пожалуй, прав. Скажи Краджесу, если он захочет помогать нам в нашей работе, мы заключим сделку. Такую же, как с теми смертными, кто отдает сердца. И так же, как тем людям, будем помогать ему, и защищать своими чарами. Только ему не придется ничего отдавать. Лишь приходить сюда время от времени. Один раз за человеческий год, в последний день любого из четырех месяцев: стуженя, кветеня, липеня или кастрычника[50].

– В последнюю ночь! – зарычал Краджес, и темные, серые, синие, багровые краски в развернутом образе заиграли ярче. – Говори уж, как есть, бес подземный, что ночью я вам нужен, а не днем. Все знают, на последние ночи стуженя, да липеня вы за людьми охотитесь, в рабы к себе уводите навсегда, до смерти. А в конце кветеня, да кастрычника, праздники у вас, пляшете и поете, и кровь нашу из наших же черепов вместо вина хлещете!

– Что, правда? – изумился Йорик.

– Говорят, что правда, – равнодушно ответил мийстр Крида, любуясь собственноручно сделанной копией, – но, я думаю, все-таки, вранье. Если бы мы дважды в их год плясали, смертные зареклись бы в горах селиться. Оно бы того стоило, только, пляски наши и праздники – дело такое… После них до-олго отдыхать надо. В последний раз мы праздновали, еще когда залива на севере не было. Хорошо тогда повеселились. Вот с тех самых пор залив и появился.

Йорик заткнулся, осознавая услышанное. Масштабы… впечатляли.

Но вот что интересно, мийстр Крида, как и прочие гномы, называл де Фокса Змееборцем. Называл, разумеется, по той же причине, по которой десятиградцы прозвали мастера Квириллы – Эриком Серпенте. Услуга, о которой говорил де Фокс, услуга оказанная гномам, духам духам гор, чьи праздники меняют лицо планеты – это уничтожение Червя. Тут все понятно. Но де Фокс сказал, что гномы боятся его. Это правда? Наверняка, правда, потому что до сих пор он не соврал ни в чем. Но с чего бы гномам его бояться?

– Я понять не могу, кто ж ты такой, – нарушил молчание мийстр Крида, – ты со смертными дружен, значит, не наш, значит светлый, или темный. Только не бывает с вами так, чтобы не разобрать было, кому вы служите, Каири Нуру, или Двуликой, это сразу видно, как посмотришь. А по тебе не видно. Выходит, что ты наш.

– Двуликой? – переспросил Йорик. И нахмурился: – Разве Двуликая олицетворяет Тьму?

– Двуликая и есть Тьма, – с оттенком недоумения сообщил гном, – кто ж ты такой, если даже этого не знаешь?

– У моего бога другое имя, – Йорик, несомненно, рад был услышать, что здесь, в иной реальности, знают Каири Нура и знают прекрасную Дэйлэ, богиню Любви и Смерти, – ты никогда не слышал об Урани… об Урани Нуре? – слово "нур" – владыка, добавленное к имени темного божества, резануло слух. Эльфы никогда не называли Темного Владыкой. Властвовать мог только один бог. Только победитель. А шефанго тем более обходились без всяких владык, хотя, конечно, в их "Тарсе" было гораздо больше уважения, чем в эльфийском "Урани".

– Ушедший? – буркнул мийстр Крида, – ты что же, помнишь его времена? Их и я-то не помню.

– Нет, конечно. Но я чту Урани Нура, и я знаю легенды.