Женщина-Кошка. Похитительница душ - Сара Маас

– Давай ко мне, Плю. Хватай самое нужное барахло, и пошли.

Плющ обвела взглядом рай, который сотворила своими руками. В ее глазах читалась грусть. Ведь эти растения… были ее друзьями. Ее семьей.

Но стеклянная теплица плохо подходит для жилья, когда вокруг бросаются камнями.

Люк знал, что он иногда ведет себя как придурок.

Вот и в ту ночь он именно так себя и повел, когда вместо благодарности Холли наговорил ей лишнего. Но он был вне себя, просто рвал и метал: уже три адских недели он гонялся за Женщиной-Кошкой и ее приспешницами.

Шесть краж за три недели. Банки, ювелирные магазины… Удивительно, что в Готэме вообще еще остались деньги и драгоценности, несмотря на старания Женщины-Кошки и ее шайки развеселых преступниц.

А еще и эти мелкие взрывы: грузовые контейнеры в порту, из цирка и зоопарка освободили животных… В атаках не было ни логики, ни закономерности. Иногда они добывали деньги. Иногда просто сеяли хаос.

Но, хуже того, прошлым вечером, прямо перед тем, как Люк ушел на матч по боксу, Гордон сказал ему, что некоторые преступники уже поклялись в верности Женщине-Кошке. На это, конечно, повлияли слитые в СМИ фотографии. Видео их безудержного разгула.

«Новая королева подземного мира» – так ее называли журналисты и мелкие преступники.

И он вышел на ринг в ярости. Не смог собраться. Бой он выиграл, но его здорово отделали.

Когда появилась Холли, его тело заходилось от боли, и нервы были на пределе, а она еще ненароком обмолвилась, что ходила на свидание. Он сорвался.

В другой раз он бы встал, чтобы пойти и извиниться, но его избитое тело наотрез отказалось. В прямом смысле отказалось вставать с дивана. Ему пришлось там, блин, спать. Когда утром он проснулся и постучал в дверь Холли, она ему не ответила.

У него не было ее номера, так бы он послал ей сообщение, попросил бы встретиться: объясняться по телефону он не хотел. Он должен был принести извинения лично.

Так прошел весь день: он спал и смотрел футбол, который крутили по телевизору. В обед он доковылял до ее двери и снова постучал: тишина. Вечером: ничего.

Если она намеренно его игнорирует, он ее понимает.

Когда стемнело, Люк все еще лежал на диване, раздумывая, как он вообще сможет надеть костюм, когда трансляцию матча прервал прямой эфир из тюрьмы «Блэкгейт», которая медленно тлела под темным небом. Люк выругался, прочитав на экране заголовок, и рванул в спальню.

Селина вошла в маленький портовый бар, за ней следовали Плющ и Харли, а трое приспешников Джокера плелись позади, все еще одетые в оранжевые тюремные робы.

В заполненной людьми темной, обшитой деревом комнате наступила мертвая тишина. Заткнулся даже ревущий в колонках рок.

Она не просто так выжидала несколько недель после той встречи в банке. Не просто так выбрала этот бар. Знала, что здесь тусуются такие, как Кармайн Фальконе, а люди, которые подчиняются разным главарям, приходят сюда, чтобы встретиться на нейтральной территории.

Граната, которую метнули в дом Плюща, просто вынудила Селину ускориться.

Копы здесь не показывались. Просто не осмеливались. Даже продажные.

Харли и Плющ стояли рядом, расправив плечи, пока Селина осматривала бар: натертые дубовые полы, оригинальные резные потолочные панели начала XIX века, фотографии главарей прошлого и настоящего. В обшитые деревом стены вставлены круглые лампы, излучающие золотой свет. Для шайки преступников они неплохо постарались, чтобы сохранить первозданную атмосферу бара.

Но теперь все они тупо смотрели перед собой, у кого-то застыла в воздухе рука со стаканом.

Ни к кому особенно не обращаясь, Селина заговорила:

– Сегодня правила такие.

Из перчаток выскочили когти, мерцая в тусклом свете. Висящий сбоку кнут умолял пустить в дело и его тоже.

Не сейчас. Не сейчас.

– Вы не будете нам мешать, вы будете нам помогать, когда нужно, и наград у нас… – Она подошла к закованной в цепи троице. Когти свирепо рассекли кандалы, и цепи оборвались. Одна за одной. – Хватит на всех.

Приспешники Джокера ухмыльнулись, потирая запястья.

– Если вы захотите нам помешать… – мягко продолжала Селина, обращаясь к собравшимся. Она подкралась к мужчине, который сидел к ней ближе всех у богато украшенного бара из резного дуба. – Попытаетесь нас прокатить, то наказаний у нас… – Мужчина задрожал, сидя на стуле из красного бархата, когда она нежно провела когтем по его небритой щеке. Затем по другой. Прокатился тихий смешок. – Хватит на всех.

Она повернулась, кивнув Харли и Плющу.

– Сука, – бросил кто-то у нее за спиной.

Она узнала этот голос.

Селина замерла.

В баре стало тихо, как в склепе.

Шлем определил личность говорящего, хоть она в этом и не нуждалась. Престарелый, полный итальянец, который сидел за столиком рядом с мишенью для дротиков.

Кармайн Фальконе.

С ним-то она и хотела увидеться.

Он не изменился: тот же тесно сшитый костюм, зачесанные назад волосы и неизменная усмешка на бледном лице. На ястребином носу просвечивали лопнувшие капилляры. Интересно, а Пантеры все еще ему подчиняются? Или Мика сумела вырваться?

Селина пошла к нему. Плющ пробормотала: «Конец тебе, сволочь».

Надо отдать ему должное, Фальконе и бровью не повел.

Только ухмыльнулся еще шире и отхлебнул пива. Еще никто не вгонял его в дрожь. Не отрицал его власть.

Ну, все когда-то бывает в первый раз, подумала Селина.

Она распустила кнут: его черед вступить в игру.

Щелк – и стакан с пивом лопнул у Фальконе в руке.

Шелк – и кнут обернулся у него вокруг шеи, и Фальконе распластался на столе, заметавшись, как заарканенная свинья.

Четверо его парней, сидевшие за соседними столиками, подскочили было с оружием в руках наперевес.

И увидели, что в них уже целятся Харли и Плющ, у каждой – свой собственный арсенал. А приспешники Джокера стоят по бокам, готовые броситься в бой.

В руках у Плюща распустился кроваво-красный цветок.

«Я усовершенствовала его после того, как мы обчистили тот банк», – рассказала Селине Плющ, когда показывала ей цветок в первый раз. Цветы, которые разом могут уложить много людей, а не одного, стоящего рядом.

Но Плющ на этом не остановилась. Вокруг другой руки обвился стебель: у него на кончике теперь появились острые шипы.