Спартак. Бунт непокорных - Макс Галло

— Ты перебрался через них, Иаир, — сказал Курий, продолжая свой рассказ. — Я видел, как римляне сбросили вам лестницу и веревку, а затем подняли вас. А мы прошли так, что нас даже не заметили, хотя частокол был выше роста двух мужчин, а ров был шириной в пять шагов и глубиной — в три.

Курий говорил, пригнув голову, шагая из стороны в сторону по хижине с низким потолком, с которого свисали мешки и какие-то орудия.

— Легионы Красса сидели в засаде. Они ждали, когда мы предпримем попытку пробиться. Каждый день рабы окружали Спартака, упрекали в том, что мы сидим сложа руки. Нужно было пересечь ров и повалить частокол. Они кричали: «Лучше умереть с оружием в руках, в битве, место и время которой мы выберем сами, чем сгнить здесь. Легионы атакуют нас, голодных, замерзших, неспособных защититься, а у нас даже не будет сил встать на колени. Они затопчут нас, а может, сожгут заживо».

Спартак молча слушал. Видимо, он отказался от мысли заставить их подчиняться порядку и соблюдать дисциплину. Наша когорта, которая недолгое время походила на армию, снова превратилась в стадо.

Фракиец пытался удержать их, объясняя, что нужно подождать, пока не пойдет такой сильный снег, что видимость будет не больше, чем на один шаг. Тогда можно засыпать ров и взобраться на верх частокола. Мы застанем часовых врасплох и убьем их. Тогда большая часть войска пройдет, и мы спустимся к берегу, где не так холодно и есть пища, поскольку ни один из небольших портов не был разграблен.

Вот что предлагал Спартак, но все это было отвергнуто с недовольными возгласами и нетерпеливыми криками. Толпа отказалась подчиняться Спартаку.

Однажды утром, когда небо было чистым, а земля высушена морозом, несколько тысяч человек бросились в атаку, прыгая в ров, взбираясь на частокол.

Я хотел присоединиться к ним, но Спартак удержал меня. Он был уверен, что все погибнут.

— Следи, чтобы твои люди оставались с тобой, — сказал он мне. — Не позволяй им ввязаться в это дело. Нам предстоит настоящее сражение. Я хочу, чтобы ты участвовал в нем.

Я сидел рядом с ним перед костром, и мои люди присоединились к нам.

Мы слышали крики, барабанную дробь, а затем наступила тишина. Солнце внезапно скрылось за черными низкими облаками, повисшими над верхушками сосен и буков. Наступила ночь, а мы так и не увидели ни одного из тех, что утром напали на римлян. Затем пошел сильный снег.

Спартак выпрямился.

— Этой ночью мы выберемся из ловушки Красса, — сказал он. — Римляне не ожидают, что после такой резни мы попытаемся бежать. Но снег — это сигнал, который нам дают боги.

Ночь была такой темной, что мы держались плечом к плечу, чтобы не сбиться с дороги.

Мы зарезали тех немногих вьючных животных, которые у нас еще оставались, и скинули их в ров, уже наполовину заполненный телами сражавшихся утром. Мы убили пленных, накрыли тела ветками и по ним перешли ров, а затем преодолели и частокол, убив караульных, заснувших после сражения и свернувшихся на снегу.

Спартак прошел первым, но ждал у частокола до тех пор, пока через него не перелез последний из нас.

Снег, подарок богов, окутывал плотной пеленой наши тела и приглушал шаги.

Я, Гай Фуск Салинатор, был легатом Лициния Красса и сообщить плохую новость проконсулу пришлось мне.

Центурионы, которые вместе со мной обыскивали склоны горы, тщетно стараясь отыскать следы Спартака и его отрядов, отступили, и я один вошел в палатку проконсула.

Он дремал, опустив подбородок на грудь, но его застывшее лицо казалось еще более жестоким. Губы его сложились в горькую усмешку. Глубокая морщина пересекала лоб. Толстые руки покоились на коленях. Меч лежал на низком столе, справа от кожаного кресла, в котором сидел Красс, завернувшись в длинный широкий плащ с красной каймой.

Я вспомнил о легате Муммии, который, стоя на коленях в день казни каждого десятого, предложил свою смерть проконсулу, унизившему его.

Я несколько раз кашлянул.

Красс выпрямился и тотчас же схватил меч. Его пальцы разжались, когда он узнал меня. Он смотрел на меня удивленно, без благосклонности, его глаза искали мой взгляд.

— Ну, что ты мне скажешь, Фуск Салинатор?

Я начал рассказывать ему о выпавшем на склоны гор снеге, таком плотном, что видимость составляла не более одного метра.

Он поднялся, подошел ко мне. Он напоминал змею, которая, вытянув голову, бросается на добычу. Ее раздвоенный, пропитанный ядом язык стремительнее, чем стрела.

— Что ты мне скажешь, легат? — повторил проконсул.

— На караульных напали внезапно, их зарезали. Спартак и его отряды…

Он поднял руку.

— Ты хочешь сказать, Фуск Салинатор, что этой ночью Спартаку и его собакам удалось перебраться через ров и частокол? Что центурии дали им пройти потому, что шел снег, и наша победа, которую мы одержали вчера, затоптана, погребена, уничтожена? Что Спартак выбрался из ловушки?

Он повернулся ко мне спиной и принялся ходить от одного конца палатки к другому, затем приказал центуриону стражи найти военного трибуна Гая Юлия Цезаря.

— Им удалось преодолеть ров и перелезть через частокол? — повторил он, снова повернувшись ко мне. — Где они? Может, тебе известно хотя бы это, легат?

Покачав головой, я был вынужден признать, что поиски, которые я, несмотря на снегопад и ночную тьму, вел со множеством всадников на склонах гор, оказались безуспешными.

Красс подошел ко мне, держа руку на рукоятке меча и глядя на меня с таким презрением и ненавистью, что я был не в силах выдержать его взгляд и опустил глаза, чего не делал даже перед Спартаком.

В тот момент я понял, что фракийский гладиатор не так жесток, как римский проконсул, и был счастлив оттого, что согласился на предложение Спартака, спас собственную жизнь и жизнь грека, еврея и фракийской женщины. Если я выживу, то соберу их рассказы и напишу историю этой войны, свидетелем и участником которой мне довелось стать.

В палатку вошел военный трибун Гай Юлий Цезарь. Я поднял голову, и Цезарь вопросительно посмотрел на меня.

— Объясни ему, легат, — сказал проконсул, тяжело опускаясь в кресло.

Он усмехнулся и продолжил:

— Когда вчера ты, Юлий Цезарь, выходил из этой палатки, мы праздновали нашу победу. Сегодня ты снова входишь в палатку, а мы уже успели потерпеть поражение. Спартак и его псы перешли через ров!

Он поднялся и добавил, не давая мне возможности высказаться:

— Их осталось всего несколько тысяч, но, разумеется, это самые выносливые. Те, что дожили до сегодняшнего дня, умеют сражаться. Их нужно убить всех до одного. Они больше не попадутся в ловушку. Ров, частокол — с этим покончено!