Собственность бандита - Дана Стар

Под лирическую музыку скрипачей гости направляются поздравлять молодых. Я поднимаюсь с места, разворачиваюсь и иду внутрь дома, специально поворачиваясь к Данте спиной. Не на что смотреть! Рокси следует за мной. Мы не успеваем войти внутрь особняка, в проходе двери вырастает громоздкая фигура Рослого, блокируя нам движение. Рослый хмыкает, взглядом даёт нам понять, чтобы мы следовали за ним. Бугай ведёт нас в торжественную залу.

— Господин приказал посадить вас за праздничный стол.

Возмущаться и отказываться нет никакого смысла. Прикусив язык, я покорно иду за охранником, а он ведёт меня на обозначенное мне место за огромным столом, застеленным белоснежными скатертями, украшенным живыми цветами. Впереди виднеется арка из благоухающих сладким ароматом белых лилий. Там и будут восседать в эпицентре событий уважаемые молодожёны.

Рокси садится рядом с местом Данте, меня садят чуть дальше — напротив таблички с моим именем. Через пять минут практически пустой зал наполняется шумными возгласами гостей. Нарядные, статные, богато одетые. Мужчины и женщины рассаживаются по своим местам. На мужчинах блестят отутюженные смокинги, на женщинах — элегантные платья. Головы некоторых дам покрывают шляпки, украшенные цветами и жемчугом.

Под аплодисменты и оды поздравлений молодые медленно шагают по центру зала, направляясь к своему месту. Аннета светится от счастья, как полярная звезда, она улыбается своим подружкам, матери, отцу. Те в свою очередь улыбаются ей в ответ. В отличие от Данте. Его лицо холодное, как сталь. Оно ничего не выражает. Вообще ничего. Мраморный музейный экспонат. До безумия красивый как обычно. В каком бы настроении и эмоциональном фоне мужчине не пребывал, он всегда останется идеалом мужском красоты. Властный, суровый, опасный. Эти качества, несмотря на свою опасливость, манят к бандиту ещё больше.

Гости расселись. Застолье началось. Первым из-за стола поднялся хозяин жизни, крестный отец мафиозной общины — Мирон Шахин. Он величественно вздёрнул голову, демонстрируя всем своё превосходство, лениво постучал вилкой для устриц по хрустальному бокалу — и в зале воцарилась мёртвая тишина. Все полсотни пар глаз уставились на лидера стада.

— Дорогие, мы уже выпили за молодых первый бокал в саду! А сейчас я предлагаю выпить в честь ещё одной радостной новости! — Мирон делает паузу, взглядом находит меня. Он смотрит на меня в упор, от холодных глаз старикана становится вдруг очень холодно. — Алиса, дорогая! Подойди сюда! Сядь рядом с Данте.



Что? Я? Почему? Ничего не понимаю!

— Дело в том, если ещё кто-то не знает, эта прелестная девушка носит наследника семьи Шахин. Очень скоро, со дня на день, мы ожидаем пополнение! Мальчик, представляете? Скоро в наших кругах появится на свет ещё один Шахин!

— Поздравляем!

— Какая чудесная новость!

— Двойное счастье! Да вам везёт, дорогой Мирон! Этот год вышел очень удачным на сюрпризы!

Седовласый бандюк улыбается своими золотыми зубами почти до самых ушей, принимая поздравления от гостей.

— Ну же, дитя моё, — шепчет мне приторно-горько Мирон, подзывая, будто дьявол манит в свои чёрные силки пухлой рукой, увешанной золотыми перстнями и увесистыми золотыми часами. — Подойди, покажи себя гостям. Выпьем за нашу семью и наследника!

У меня немеет всё тело. Кое-как, чтобы не гневить монстра, я поднимаюсь со своего места, приподнимаю длинные юбки роскошного платья, направляюсь к главе мафии, при этом стараюсь не смотреть на Данте, но знаю, что он смотрит на меня постоянно. Я чувствую каждой клеткой своего организма его властный арктический взгляд. Он смотрит на меня сегодня весь день без тени улыбки на лице. Как кирпич. Как статуя неодушевлённая. Он должен улыбаться своей жене, а он холоден, как кусок льда. Я становлюсь рядом с Мироном, обнимая живот, опускаю голову вниз, как крепостная рабыня, участь которой решена до её рождения, смотрю в пол на свои блестящие балетки, как же хочется рыдать!

— Красавица! — с восторгом ахает какая-то темноволосая дама, сжимая в руках бокал. Официанты суетливо начинают разливать гостям напитки. Мне тоже подают напиток — вишнёвый сок. Я беру бокал из рук официанта, киваю, благодарю его и ощущаю на себе недобрый взгляд со стороны того самого почётного места, где восседают молодожёны.

— А платье какое шикарное! Изумительная девочка!

— Настоящая принцесса!

— Золушка!

Хочется накричать на них, чтобы замолчали! Потому что всё внимание гостей направлено на меня. Гости должны боготворить и осыпать комплиментами не меня. А невесту! Я боковым зрением мельком смотрю на Аннету. Как я и думала. Она из нежного лебедя превратилась в болотную ведьму: лицо перекошено от гнева, оскал на губах придал ей еще двадцать лет возраста, сделав из молодой красотки озлобленную на весь мир шестидесятилетнюю старуху.

Я смотрю прямо перед собой и натыкаюсь на Вильмонта. Он — чёткое отражение своей дочери. Если десять минут назад бандюган улыбался и отплясывал лезгинку на радостях, то сейчас он смотрит на меня так, словно он прямо сейчас вытащит пистолет из кармана и в упор меня расстреляет, тем самым навсегда устранив мелкую напасть.

— А как назовёте будущего наследника?

Хоть я и очень боюсь, и волнуюсь, но должна ответить. Этот ведь вопрос адресован мне? Правильно? Я ведь мать наследника. И мне решать!

— Мирак! Да, я официально заявляю перед всеми, что моего внука будут звать Мирак!

Нет! Да как же это?

Зверь. Чудовище! Хуже монстра!

Ужасное имя! Боже, помоги… Я сейчас расплачусь. Что мне делать? Я еле-еле стою на ногах. Перед глазами всё плывёт, вращается, как на каруселях, низ живота начинает потягивать, особенно тогда, когда гости начинают громко аплодировать, хлопать, орать поздравления. Шумно. Слишком шумно. Хочется под стол забиться. Спрятаться, уши закрыть. И рыдать, рыдать, рыдать! Кричать от несправедливости, биться в агонии, чтобы облегчить свою внутреннюю боль. Тщетно. На самом деле всем плевать.

— За будущего наследника империи! За Мирака!

Звон бокалов, хохот, овации, поздравления.

Мирон обнимает меня, целует в щёку и смеётся, опустошая свой бокал до самого дна, а меня воротит, тошнит, дёргает всю от злости и омерзения. Я отталкиваюсь от него, пока он не видит, тру то место щеки, где касались его мерзкие сальные губы. Руки не держат бокал, он будто в замедленном времени падает на пол… Звон стекла. Осколки разлетаются по белому мрамору, а на полу разливается красная, кровавая лужа.

Я не буду пить за то, с чем не согласна!

Я смотрю на Данте. Он не пьёт. Он смотрит на меня. Я не понимаю, что выражают его глаза… Печаль, злость, боль, несогласие? Что-то такое, среднее. Он сжимает свой мощный кулак на столе, ту самую руку, на которой блестит обручальное кольцо. А я слёзы ладонями по вискам растираю, глядя в ответ на него.

Вот и всё. Между нами всё кончено. Сегодня он будет верен Аннете. С сегодняшнего дня он будет греть её постель. А ко мне, возможно, никогда больше не придёт. Меня запрут в каком-нибудь чулане, я покроюсь паутиной. Так и умру в полном одиночестве, никому не нужная, половая тряпка, о которую просто вытерли ноги, взяли то, что должны были взять, и выбросили теперь уже без надобности.